Люди в погонах

Мельников двинулся к балке, по пояс проваливаясь в сугробы. С обрыва он увидел темные пятна воды, приметные на фоне свежих наносов. Пятна тянулись возле берета, и комбат сразу подумал, что это следы разведчиков, искавших переправу.

К нему подбежал Джабаев.

— Нашли, нашли! — закричал он, захлебываясь от радости. — Брод нашли! — Потом перевел дух и доложил по порядку: — «Ракета» говорит, хорошо говорит, товарищ подполковник. Один километр проехать — и брод. Река совсем неглубокая, половина метра.

— Молодцы, — сказал Мельников и торопливо зашагал к тягачу.

Вдали в косматых снежных вихрях чуть-чуть мигали тусклые огни подходивших бронетранспортеров. Казалось, вспыхивали молнии в далеких мутных тучах.

Поравнявшись с солдатом, держащим в руке флажок, Мельников предупредил его:

— Все машины направляйте влево. Брод в километре отсюда. Поняли?

— Так точно, понял.

Солдат повернулся и, широко размахивая руками, скрылся в темноте. Мельников постоял еще немного, посмотрел на мигающие огни, потом стряхнул с себя снег и сел в машину.

У переправы его встретил Мирзоян. Сильно продрогший, в одной заснеженной стеганке, он подбежал к тягачу и, стуча зубами, стал докладывать о выполнении задания.

— А где ваш полушубок? — перебил его Мельников.

— Отдал Груздеву.

— Зачем?

— Он весь мокрый.

— Не понимаю, полушубок мокрый или Груздев?

— Груздев мокрый, товарищ подполковник, — сказал Мирзоян, понизив голос. — Мерил шестом глубину. Потом бросил шест, вброд пошел. Сразу подходящее место нащупал. А то бы и сейчас, может, возились.

— Отважно, — заметил комбат.

— Так точно, товарищ подполковник, отвага настоящая. Человек, можно сказать, жизнью рисковал…

— Где сейчас Груздев?

— В танке, товарищ подполковник.

— В мокром обмундировании?

— Никак нет. Шаровары и гимнастерку мы ему нашли.

— Где нашли?

— Солдаты с себя сняли. Правда, шаровары не теплые, но все же…

— А ну, пойдемте, — сказал Мельников и, загородив рукой лицо, направился к танку. Взобравшись на броню, он заглянул в люк.

— Где тут пловец?

— Здесь, — дружно ответили солдаты.

— Как он чувствует себя после ванны?

— Ничего, товарищ подполковник, — подал голос Груздев.

— Сейчас я вам белье теплое дам.

— Не надо, товарищ подполковник.

— Как это не надо? — повысил голос комбат, открывая сумку. — Берите и одевайтесь без разговоров. А за отвагу спасибо!

Машины двинулись через балку. Взревели моторы. Забурлила под тяжелыми стальными гусеницами черная, как нефть, вода. Мощные фонтаны брызг взметнулись вровень с берегами. На той стороне Мельников снова остановил тягач и долго смотрел сверху в темную пропасть клокочущей балки. И лишь когда у переправы появился Крайнов, комбат уехал.

Около четырех часов ночи колонна прибыла в поселок. Несмотря на позднее время, люди не спали. Они выбежали навстречу машинам, взволнованные, радостные. Принялись обнимать солдат. Высокая пожилая женщина в мужском пиджаке протянула к Мельникову руки:

— Голубчики наши, спасители. Не забыли, приехали…

Она сняла варежку и вытерла рукой слезы. Мельников посмотрел на нее и вдруг вспомнил: так же вот в войну встречали жители освобожденных сел бойцов Советской Армии. Так же протягивали к ним руки, плача от радости.

Из вихрей бурана вынырнул сам Фархетдинов. Как всегда, живой, суетливый, в пушистом лисьем треухе, он подбежал к Мельникову, схватил его за плечи.

— Хорошо, товарищ начальник, очень хорошо. Не знаю, как благодарить будем.

Пока разгружали сено и жмыхи, Фархетдинов водил Мельникова по фермам.

— Гляди, начальник, — говорил он, возбужденно размахивая руками. — Солому потравили, подсолнечник потравили, все потравили.

— Значит, запасов хороших не было, — заметил Мельников. — О борьбе с волками беспокоились, а про корма не подумали. Так ведь?

Фархетдинов развел руками.

— Немного так, немного нет.

— Чего там «нет». Понадеялись на милость природы: весна, дескать, ранняя будет, выручит. Еще всыпать вам за это могут.

— Ну да, могут. Райком звонил. Бюро слушать будет.

— Вот видите.

В тускло освещенных фонарями помещениях пахло навозом и стоял густой жалостливый рев. Кое-где коровы уже не поднимались, и женщины кормили их сеном из рук. В одном из стойл белоголовая телка, исходя слюной, грызла деревянный столб, подпирающий крышу фермы. Мельников сам взял у проходившего мимо солдата горсть сена, поднес к губам телки, подумал: «Действительно, положение катастрофическое. Сейчас дорога каждая минута». И он заторопился к радиостанции, чтобы узнать, как идут дела в других колоннах.

Спустя полчаса машины уже снова были в степи. Как и прежде, впереди шли артиллерийские тягачи с прицепами, а за ними низкие, тупоносые бронетранспортеры. Буран не унимался. Сквозь клубящееся густое месиво снега медленно проступал рассвет. И чем дальше отодвигались ночные тени, тем сильнее ощущали люди усталость. Она туманила глаза, отяжеляла руки. Мельников поглядывал на сидящего за рычагами тягача солдата, на его вялые движения и думал: «Сдадут наши водители. Это уж точно».