Георгий вышел с электрички на остановке между дачами и той деревенькой, которая и дала название местности – Заячий Луг. Сама деревенька давно захирела, но частенько попадала в районные криминальные сводки – местные ненавидели дачников и корень своих бед видели в них. Правда, в последние годы бесконечные драки стали сходить на нет – молодежь предпочитала сбегать в город, а затем, немного поостепенившись, обзаведясь семьями и подзаработав деньжат, бывшие деревенские строили дачи по соседству с малой родиной. Сегодня в Заячьем Лугу оставались в основном старики, а дачный поселок медленно, с годами незаметно, подкрался к деревеньке с ее крохотными, полусгнившими избами. И контраст был разителен. Особенно в хорошую солнечную погоду, как сегодня. Если идти от остановки, то по левую руку от дороги стояли веселые разноцветные домишки, а по правую, чуть в удалении, были сплошь черные срубы с позеленелыми от мха дощатыми крышами, стыдливо прятавшимися под огромными старыми березами и тополями.
Георгий запоздал, и участкового дома не оказалось. Его соседка как раз подходила к своим воротам, неся в руках авоську с пустыми стеклянными банками (хорошо хоть не ведрами!), когда увидела, как Георгий стучится в окна участкового. По виду тетка была из тех деревенских баб, которые все знают и все слышат. Для любого следователя – просто находка.
– А Сан Саныч поехал на дачи! – сказала она. – Говорят, там самогонщик завелся. Но он скоро приедет. Хотите кваску? У меня свой, домашний. Не то что городской.
– Можно, пожалуй, – согласился Георгий.
Баба, видимо, запоздало подумала, что сразу пригласить в дом незнакомца было несколько неосторожно с ее стороны:
– А вы к нему по какому вопросу? И кто будете?
Он представился. Полез за удостоверением, но баба замахала руками – мол, и его слова достаточно.
– То-то я смотрю, к нашему Сан Санычу какой-то важный мужчина стучится. А тут вон оно как. А меня Настасьей Егоровной звать. Тетя Тася. Меня здесь все знают. Я молоко летом дачникам торгую. Только скоро уже начнут разъезжаться, еще неделька-другая – и все клиенты в город повозвращаются!
– А ваш участковый давно здесь работает? – прервал ее Георгий.
– Да нет, он молодой совсем. С армии недавно. Это мы его для смеха Сан Санычем зовем. А так – Санька он и есть. У него мотоцикл. Тарахтит жуть как, сразу услышите! – говорила она, ведя его к себе во двор. – Я ему все говорю, наладь свою тарахтелку, никакого спокойствия с тобой нет! У меня когда-нибудь куры нестись перестанут…
За калиткой Георгия встретила, очевидно, самая добродушная собака на свете – крохотная дворняжка, она и до того не лаяла, а потявкивала, слыша голос хозяйки. Увидев же незнакомца, ничуть не переменилась – завиляла хвостом так, будто давно знала Георгия. Из ее будки выскочил щенок и стал ластиться. Георгий не удержался и склонился погладить. Угадав его намерения, щенок завалился на спину, охотно подставив живот, а его мамка не проявляла ни малейшего желания кинуться на защиту потомства.
– Проходите! – уже из сеней позвала Георгия тетка.
Она ввела его в кухню, которая одновременно служила гостиной. Цветной телевизор стоял на столике в углу. Прикрытый, как и положено, салфеточкой. Сверху – радиоприемник VEF последней модели. И даже югославская электрическая плита, за которыми охотились городские хозяйки, стояла по соседству с русской печью. Обеденный стол, заставленный перевернутыми кверху дном банками с соленьями, явно был старым, саморубленым и когда-то рассчитанным на огромную семью. В целом видно было, что хозяйство небедное. Но сгорбленная спина хозяйки, ее грубые почти мужицкие руки говорили о том, что все, что здесь есть, досталось тяжелым трудом. И ни одного намека на то, что в доме живет кто-то из молодых. Только с виду мужскую одежду на вешалках да кирзовые сапоги большого размера Георгий увидел в углу, когда вошел. Видимо, мужнины.
В доме царила странная смесь запахов свежеиспеченного хлеба и потягивавшего через открытую форточку навоза – от сарайчика, где обитала животина. В Карельске было полно частных домов, но жители их практически не держали домашний скот, в домах, как правило, было паровое отопление – местные власти об этом давно позаботились, и обитатели «деревяшек», по сути, ничем не отличались от тех, кто жил в многоэтажках. Так же по утрам спешат на работу, засиживаются вечерами у телевизора.
Здесь же все было иначе. Георгий как будто попал в иную реальность. Если убрать черты современности – плиту, радиоприемник, – то все будет как встарь. Он вспомнил, как говорил Лазаренко о будущем, – для любого горожанина время станет бежать еще быстрее. А здесь, скорее всего, ничего не изменится – все также будут печь хлеб, ухаживать за скотом, готовить соленья-варенья. Или, может быть, все запустеет, захиреет, и пропасть между городом и деревней станет еще глубже.
Хозяйка зашла за печь, погромыхала посудой и вынесла кружку, полную игристого напитка. Георгий сделал глоток. Квас оказался и впрямь хорош – в меру пузыристый, не сладкий, но и не кислый.
– Ну как? – улыбнулась тетка.