Люди в зеленых фуражках

Майкл поморщился. Ему вовсе не хотелось уезжать отсюда. «Морские купания» — довольно хлопотливое дело. Нужно лететь в Штаты, принимать «мальчиков» и, как добрая мамаша, заботиться об их питании, здоровье, ученье и развлечениях.

Обычно «морские купания» устраивались южнее Бостона, на полуострове у мыса Код. Вместе с подопечными майор Майкл Огден выходил на катере в море и там выбрасывал их: пусть сами добираются до берега — это хорошая закалка. «Мальчики» приплывали в весьма плачевном виде, усталые, бледные, с выпученными глазами. Затем их учили плавать в особых резиновых костюмах. Это было полегче: костюм слегка наполнялся воздухом и хорошо держал на воде. Раз в неделю «мальчики» развлекались в ночном кабаре.

Теперь все свое внимание Майкл должен посвятить не группе, а одному человеку. Видно, тот русский парень здорово пришелся по вкусу полковнику Филлу, который возлагал на него большие надежды. Этого «мальчика» нашел в Мюнхене он, Майкл Огден.

— Да, ты знаешь, Рад рассказывал мне, что у этого русского блестящие способности, — закурив, сказал капитан. — Он стреляет, как Вильгельм Телль.

— Я знал, что из него будет толк, — высокопарно заявил Огден. — Посмотришь, я доведу его до высшего класса и сам проведу операцию. Здесь, в Японии, он будет называться Жаном Звориком.

Раздался приглушенный телефонный звонок. Огден подошел к аппарату:

— Хелло!..

Некоторое время в трубке что-то однообразно булькало. Затем Майкл коротко ответил:

— Слушаюсь!

— Ну что? — спросил Алл.

— Приказал вылететь домой, в Штаты. Сегодня туда из Иокогамы пойдет военный самолет…

Сигнальные ракеты

Май пришел на Сахалин с дождями и туманами. Он был здесь совсем не похож на тот чудесный месяц весны, о котором поэты сложили столько стихов. Ни листочка на деревьях, ни цветка в поле, только торопливая травка едва пробивалась светло-зелеными стрелками сквози рыжий свалявшийся ковер прошлогоднего лета. Низкие серые облака окутывали вершины сопок. Время от времени тучи темнели, и тогда из них вместе с дождем валил мокрый снег.

Но весна чувствовалась в душах солдат. Все почему-то немножко затосковали по дому, стали чаще писать письма по заветным адресам. А иногда, собравшись группкой, вели тихий разговор, между прочим на сердечные темы. Что ж, служба — службой, а весна — весной.

Более мечтательным стал и Саша Яблочкин. Ионенко знал причину и поэтому не спрашивал. Все было ясно без слов.

Однако то, что дружба комсомольцев заставы и рыболовецкой артели росла с каждым днем, было видно по всему. Совсем недавно молодежь заставы и артели провела интересный вечер, посвященный бдительности. Председатель колхоза Иван Никитович Чепурной при встрече сказал капитану:

— Могу вас заверить, что теперь на вашем участке не одна застава, а две. Наши ребята я девушки такие бдительные стали, что появись незнакомый человек — не проглядят.

В начале июня солнце взяло свое. Тепло его быстро согрело землю и как-то удивительно быстро пришла пора сенокоса. В свободные от службы часы пограничники ходили навестить друзей прямо в луга, что были неподалеку от их маленького гарнизона.

* * *

Яблочкин задумчиво жевал травинку и, не спуская глаз с девушки, слушал.

— А мама так и не поправилась, — продолжала Наташа. — Она умерла перед самым концом войны. Мне тогда восьмой год шел. Скоро вернулся из-под Берлина отец, бравый такой, с орденами. Узнал про маму — никак успокоиться не мог. Гладит меня по голове, а сам где-то далеко-далеко. А потом мы уехали с Ладоги сюда, на Сахалин. Папа ведь рыбак… Пойдемте, Саша, косить. Глядите, все уже вышли.

Став среди косарей, девушка пошла размашисто, по-мужски, траву ложила чисто. Нет-нет, она оборачивалась, посылала Саше улыбку. А он любовался ею всей: и ловкими сильными движениями, и выбившимся из-под косынки каштановым локоном, и стройными ногами.

— Обед гото-о-ов! — зазвенел над полем высокий женский голос. — Как бы не просты-ы-ыл! — звала повариха, по-нижегородски налегая на «о».

Вытерев косы травой, все кинулись к костру. Теплая рука Наташи вдруг очутилась в ладони пограничника. Выпускать ее не хотелось. Девушка притихла и опустила глаза.

— Какой замечательный день, — думал Яблочкин. — Хорошо, что именно сегодня взял выходной. И хорошо, что старший лейтенант Фрусловский затеял этот поход к колхозникам на покос.

После обеда молодежь окружила офицера. Фрусловский знал много интересных историй из пограничной жизни, и сегодня все надеялись услышать что-нибудь новенькое.

Старший лейтенант неторопливо скрутил козью ножку, закурил и начал:

— Сегодня в перерыве Ваня Демченко сел со мной рядом и говорит: «Вот вы все, Николай Петрович, о бдительности говорите. Дескать, если живешь рядом с границей, смотри в оба». И рассказал мне Ваня, как задержал он недавно одного. А тот в амбицию — чего, мол, малец, пристал. Но Демченко — парень, мы знаем, настойчивый. Повел незнакомца в правление колхоза, а там опознали в нем заготовителя из рыбтреста. «Стыжусь, — говорит мне Ваня, — девушки на смех подняли».

— Был такой разговор? — спросил Фрусловский.