- Впереди пять лет опасной службы...
- И армейского дрочилова, которое всё больше похоже на бесцельное проведение времени. Для чего меня начали заставлять по шесть часов на жаре заниматься строевой подготовкой? Они хотят проверить мою стойкость, дух и волю? Пусть у новобранцев проверяют, это им полезно, это надо, чтобы увидеть, кто что из себя представляет. Меня зачем?
- Здесь, у передовой, есть строевая подготовка?
- Здесь - работа. Когда надо, ставим, когда надо, снимаем.
- Тоже безоговорочно верите приметам?
- Я в них вообще не верю. Я доверяю только знаниям и точному расчету. Если бы я, когда работал токарем, доверял приметам, эзотерике и Блаватской, я бы ни одной детали выточить не смог. Я верю штангенциркулю и знаниям.
- А как же "во многом знании много печали"?
- Ни в коем случае. Знаний много не бывает. Мозг поддается тренировке, тренировке не поддается только то, что висит между ног.
- Последнее - спорно.
- Тогда тренируйте на здоровье. Мне интересней теория больших чисел, мне интересен Стивен Хокинг. Я благодарен маме и папе, что они привили мне любовь к знаниям. Сейчас я передаю опездолам не приметы, а знания, которые помогут им вернуться с войны живым.
- Сквозь "черную дыру"?
- И Большой взрыв. Еще вопросы есть?
- Нет.
Вечером, уже перед самым сном, признался я Виктору Скрипченко, что не все саперы, оказывается, верят в приметы.
- Ты о Бульбе?
- Да.
- Не приметы важны, а то, что Бульба вытащил Алика, когда того ранило.
- Ты сам, Виктор, в "афгане" вытаскивал солдата, когда в засаду попали. Это тяжело? Солдат раненый, Алик тот же, веса не маленького...
- Очень тяжело. Надо же еще перевязать, надо отстреливаться, надо не только тащить, но и соображать. Так что, паниковать никак нельзя. Бульба не паниковал.
- Он как-то нос вытирает странно.
- Контузило.
ПРОТИВ ТАНКОВ
"Ущипните меня, я стою с лопатой в руках и копаю противотанковый ров по направлению атаки русских танков" - написал в 2014 году молодой студент из Мариуполя. Тогда эта фраза стала "мемом", над ней смеялись "социальные сети" обеих стран, России и Украины.
Ущипните меня завтра в 6 утра, я поеду с Виктором Скрипченко делать то же самое: копать противотанковые заграждения на вероятном направлении атаки украинских танков. Год 2017.
Виктор - он проверяет людей "ненавязчиво". Едем, например, мы вместе с ним на белой "ниве" (тогда она еще была "живой") по аханкской петле. Этот участок дороги действительно на передовой линии обороны. И Виктор говорит мне: "Поглядывай влево, если огонек увидишь, скажи". А "огонек" - это что? - спрашиваю его. "Птурс", - отвечает и увеличивает скорость движения, глядя только вперед, пытаясь не попасть колесом в колдобины и дыры на асфальте от минометных обстрелов.
Напрягаюсь, конечно, поворачиваю голову влево, пытаюсь что-то рассмотреть через запыленное окно. Большое поле, вдали деревья лесополосы. Но грузная фигура водителя и его рука на руле почти полностью закрывают мне "сектор обзора".
Начинаю соображать: "огонек" я смогу увидеть, когда он будет влетать в окно. Что толку от того, что я его заметил? Виктор без бронежилета и каски. Его автомат валяется на заднем сидении. В автомате один рожок, а это на три секунды огневого боя. Да не может тут быть никакой опасности. Он же ее чует "спинным мозгом", что убедительно подтвердил в Афганистане и Югославии.
Об этом своем автомате он сам мне сказал, что это - "смешной автомат, из него только застрелиться". Без приклада. Обрез, одним словом.
"Калейдоскопчик не складывается", вспоминаю его фразу, которую он повторяет, когда в чем-то сильно сомневается. Скорее всего, просто проверяет, как я начну реагировать: всполошусь, вспотею, часто задышу. Руки затрясутся.
На всякий случай, прячу одну руку в карман бушлата, другой придерживаю блокнот в раскрытой офицерской "барсетке", чтобы он не выпал из нее во время виляний по дороге. И помалкиваю.
Проехали "простреливаемый участок", Виктор снижает скорость. Мои реакции, как мне показалось, его вполне удовлетворили.
В другой раз проверка иного рода. Он долго показывал мне поля, которые заминированы, овраги и балки, по которым тут скрытно передвигаются и "наши", и не "наши". О густой траве говорил, о сухостое, который тут не прижимает к земле снег, поэтому всю зиму - трава по пояс. О диверсионных группах, задача которых захват или уничтожение комсостава.
Потом вдруг, в предрассветном сумраке, сворачивает с асфальта на колею, ведущую в овраг, и говорит: "Давай борзонем". То есть сократим путь через минные поля.
Молчу, еду. Саперы - они же никогда не ошибаются, хотя и никогда не произносят слово никогда.
После проверок, на какой-то там уже ...й день моего пребывания в его "пенатах", он спрашивает: "Ты не против проснуться завтра пораньше?".
Разумеется, я был не против, так как по его телефонным переговорам с командиром полка понял, что за линией разграничения появились танки, где они "накапливаются", пока непонятно, но путь их возможного прорыва в зоне полка надо перекрыть силами саперов.