Люди Волка

— Чего же ты хочешь? — сурово спросил она.

— В эту минуту — набить брюхо. — Он достал из сумки кусок мяса и, надев его на наконечник копья, повесил над огнем.

— А потом?

Облокотясь на стену, он вздохнул и, буравя ее глазами, добавил:

— Посмотрим. Она молчала.

— Итак, ты пошла к моему недостойному брату.

— Я… — Судорога сжала ее горло. — Он…

— Он оставил тебе знаки. Я заметил. И Одноглазый, думаю, тоже.

Он сказал это как бы между делом, но она при этих словах почувствовала, будто кто-то со всей мочи ударил ее в живот. Неужто это правда? Нет, Кричащий Петухом наказал бы ее сразу же, немедля. Такой уж у него обычай.

— Ты лжешь! Он рассмеялся:

— Вот как? Да ведь это трудно было не заметить. Я имею в виду — то, что Свет выделывал на вершине гребня, и то, как ты на него глядела. Только глупец не понял бы…

— Как же тогда ты понял? — резко просила она, обхватив себя руками.

Он улыбнулся ей краем глаза, в углу его рта блеснула тень улыбки.

— Можешь не отвечать мне, но все-таки любопытно:

Ты все еще его любишь? Я-то думал, ты давно позабыла о нем в объятиях Кричащего Петухом.

— Лучше уж навозный жук оставит во мне свое семя, чем этот вонючий старый…

— Такие слова — в устах счастливой молодой супруги!

— Чьей? Одноглазого? Так ты, кажется, зовешь самого могучего человека среди Народа. Нечего сказать, вот оно — почтение к старшим у молодого охотника!

Он хмыкнул:

— Кажется, мы понимаем друг друга. Она гневно взглянула на него, но в глубине души ее тронул его голос, такой сладкий — и такой дружелюбный. Опасный знак. Вороний Ловчий так ласков с людьми, только если хочет что-то заполучить от них.

— Ну конечно, — продолжал Вороний Ловчий, — мой глупышка братец просил тебя стать его женой, как раз когда твой отец пообещал тебя Кричащему Петухом. Расчет отменный, не правда ли?

— Ты просто спятил.

Глаза его расширились, словно бы от удивления.

— Как раз сейчас я тоже твой друг.

— Друг… — хмыкнула она.

— Я же пока что не поволок тебя обратно к твоему муженьку. — Он нагнулся и повернул копье, чтобы мясо обжарилось с другой стороны. Потом он взглянул на нее. В его иссиня-черных глазах мерцали малиновые отблески пламени. — Спросишь — почему?

— Буря слишком сильная.

— Я и в худшие бури находил дорогу. Ее грудь сжалась — как будто тело ее знало то, чему разум все еще отказывался верить. Движимая инстинктом, она забилась как можно дальше в угол.

— Ну, так почему же?

Он сел поудобнее, сложив ноги, и привалился к стене.

— Я хочу с тобой потолковать.

— О чем?

Он улыбнулся и покачал головой:

— Ну, у нас же никогда не было случая просто так побеседовать наедине…

Бурный порыв ветра ворвался в их убежище, струи снега били им в лицо и с шипением таяли в огне костра. Пляшущая Лиса закрылась руками. Вороний Ловчий зябко закутался в плащ, а потом опять легонько подул на пламя.

— Что ж, поведешь ты меня обратно? — спросила она, силясь говорить твердо и уверенно.

— Я еще не решил.

— А когда решишь?

— Ты так торопишься? — Он удивленно развел руками. Потом он снова взглянул на нее, и на сей раз взор его был как никогда серьезен. — Кстати, я всегда тебе удивлялся. Разве ты не помнишь, как твой отец отдал тебя Кричащему Петухом — в начале Долгой Тьмы?

— Как я могу забыть об этом?

Он огляделся. Струи снега все продолжали свою безумную пляску. Вокруг воцарилась черная ночь — Долгая Тьма опять взяла мир в свою безраздельную власть.

— А я бы смог позабыть.

Она подобрала ноги и поежилась. Ее мутило от голода, и запах горячего мяса путал ее мысли.

— Что ты…

— Помнишь, как я вернулся?

— На тебе была шкура Дедушки Белого Медведя. Того, что убил и съел Брошенную Кость. Он кивнул:

— Это было для тебя… Для твоего отца. Я… хотел попросить у него тебя в жены. — Она увидела, как задрожали его губы, но он совладал с собой и сжал их. — Если бы… ну, если бы ты согласилась стать моей.

Слова застряли у нее в горле. Неужто он это всерьез? Да они с ним за всю жизнь, хорошо, коли два-три добрых слова сказали друг другу!

— Но ты уже жида в чуме Кричащего Петухом. Что оставалось делать? — Он хмыкнул и отклонился назад. — Забавно все происходит! Особенно между мной и моим братом. Ты его любишь. Родители наши, Чайка и Меченый Коготь, любили его. А за что? Хм… Все, что он делает, — это ведь только одна половина. Понимаешь? И сам он — только половина мира.

— За это ты так его и ненавидишь? Вороний Ловчий кивнул.

— Да, — тихо сказал он. — Только мы еще поборемся! Все изменилось. Летящей-как-Чайка больше нет. А я убил Дедушку Белого Медведя. И скоро я стану первым в Народе!

— Ну ты и наглец!

— В самом деле стану. — Он взглянул на мясо и затем вновь посмотрел на нее. — И я хочу, чтобы ты была со мной.

Она прикусила язык. Сердце вздрогнуло у нее в груди. Он говорит искренне, ошибки быть не может. От него исходит явная Сила. Он понимает, что говорит.

— Но Кричащий Петухом… Он…

Вороний Ловчий неторопливо покачал головой:

— Мне он ничего не сделает. А что он сделал тебе, я знаю. Я слышал, как он приходит к тебе ночью. Слышал, как ты плачешь. Я никогда не сделаю тебе больно.