Люди Волка

— Может, надо было идти на север, — сказал он, глядя на спящую Зеленую Воду. Ее широкий нос редко дышал во сне.

— Прости, жена, — шептал он. — Я пошел вслед за этим дурнем — и завел тебя сюда.

Он коснулся ее руки и почуял холод. Он знал — это будет неплохая смерть. Лучше, чем от какой-нибудь гнойной болезни. В конце концов волки изгложут их тела.

«Вот в чем оказывается дело, Волк! — вдруг с горькой усмешкой подумал он. — Ты заморочил голову бедному мальчишке, чтобы он привел сюда твоим родичам на прокорм целый Народ».

Он оперся лбом на руку и тихо засмеялся.

— Что ж, так и надо. Я бы так же поступил на твоем месте. Каждый должен заботиться о своих.

— Потому что все мы — одно, муж мой, — отозвалась Зеленая Вода тем торжественным тоном, которым говаривали в былые времена отцы и деды у пылающих ночных костров. — Некогда мы все были звездами. Отец Солнце сбросил нас с неба на землю. Выхухоль увидела, что мы упали с неба в море, и принесла нам земли, чтобы наше ложе было мягким. Отец Солнце вдул жизнь в нас и другие упавшие звезды и сделал всех нас братьями. Мы едим волков. Они едят нас. И все это — единая жизнь.

— Как-то ты спокойно ко всему этому относишься. Она слабо пожала плечами.

Он лег рядом с ней, обнял и прижался к ней щекой.

— А кто помолится за нас, чтобы нас взяли назад на небо?

Ветряная Женщина завыла снаружи, струя снега ворвалась к ним в нору.

— Может, Волк…

— Надеюсь.

Она прижала к себе Издающего Клич, и он задремал. Во сне он проходил этапы своего пути сначала — и снова был юношей. Робкая улыбка и нежные, понимающие глаза Зеленой Воды преследовали его — гордого молодого охотника, который только что принес свою первую добычу. Вот он, первый его трофей, — лисья туша перед разожженным огнем. Но Зеленая Вода и тогда не теряла здравомыслия. Она все предвидела, все знала заранее. И даже смерть их первого ребенка от голода, во время Долгой Тьмы, не выбила ее из колеи. Она погоревала — и совладала со своим горем и опять стала жить будущим.

И такую женщину он погубил!

Их снова стало засыпать снегом. Сколько его намело? Пойти опять очистить вход в нору? Да нет, не стоит. Пусть вход сюда заметет, пусть они задохнутся — тем лучше. Быстрее прекратятся мучения.

Завыла собака. Ну и что, собаки всегда воют. Такая уж у них повадка. Воют, дерутся, ищут себе пропитание… Что им, собакам, еще делать?

Он покачал головой и прислушался к голодному завыванию… Собака?! Но они же съели всех собак!

— Почудилось, — пробормотал он. И вдруг у входа в нору появилась черная собачья морда и уставилась на Него.

Издающий Клич моргнул. Он явственно слышал своими ушами, как фыркает и скребется животное. Это не обман зрения. Еда! Он потянулся за копьем, чувствуя, как дрожат его ослабевшие руки. Что делает с людьми этот проклятый голод…

— Назад, Черный! — послышался резкий голос, прежде чем он успел схватить свое оружие. Зеленая Вода проснулась и сейчас сидела рядом с ним. В глазах ее светилась отчаянная надежда.

Черный пес исчез в снежном коловращении. Издающий Клич собрался с силами и пополз к выходу. И тут в лазе показалась голова старухи в кожаном капюшоне.

— Голодаете? — спросила старуха. — Хорошенькая буря выдалась. Сейчас не время сидеть дома у огонька. Вот я и набила жиром две кишки, сделала лыжи да и пошла к вам.

Издающий Клич удивленно поглядел на нее:

— Ты — Дух Долгой Тьмы? Пришла пожрать мою душу?

— Что ты городишь? — толкнула его в бок Зеленая Вода.

Старуха присвистнула, в проеме показался черный пес, полностью загородив свет.

— Черный! — приказала старуха. — Пошел! — Она пошевелилась, и пес пустился наутек.

— Где Обрубленная Ветвь? — спросила старуха, и в глазах ее вспыхнул недобрый огонек.

— Должно быть, в следующей норе. Ты знала ее? — спросил Издающий Клич.

Она мгновение смотрела на него.

— Знала ли я ее? Двадцать пять Долгих Зим назад я поклялась убить ее, если она опять появится у меня на пути. Долго же мне пришлось ждать!

Издающий Клич тревожно поглядел на Зеленую Воду.

Холод. Пляшущая Лиса не чувствовала ничего, кроме голодного бурчания в желудке. Только слабое дыхание Старухи Кого-ток напоминало ей, что она не одна, что существуют другие люди, что в мире есть тепло, солнечный свет и веселье.

Ветряная Женщина ворошила снег вокруг них, образуя кристаллики льда на их плащах из шкур карибу. Шкуры не спасали от холода. Лежа на расстеленных на снегу в два слоя парках, они медленно коченели.

— Кто помолится за нас Блаженному Звездному Народу, кто споет погребальную песню? — вслух спросила она.

— Может, Мамонт, а? — пробормотала старуха, даже не шевельнув седой головой, лежавшей на плече у Лисы.

— Мы здесь уже четыре дня. Интересно, остался ли еще кто в живых, кроме нас?

— Чего я боюсь — так это что ты опять захочешь пи-пи, — ответила старуха. — Ты встанешь, и я окоченею.

— Придется встать. Если не выпустишь из себя лишнюю влагу, быстрее замерзнешь. Она выступит потом, и с ней уйдет последнее тепло.

— Ах, я знаю это. Но сил у меня нет подняться, девочка моя. Хрястнусь задницей в снег — и все, конец мне придет. Слаба я стала… совсем слаба.