Люди земли Русской. Статьи о русской истории

Владимир Рудинский (настоящее имя Даниил Федорович Петров; также псевдонимы: Аркадий Рахманов, Геннадий Криваго, Виктор Штремлер, Савва Юрченко, Елизавета Веденеева, Вадим Барбарухин, Гамид Садыкбаев) (3 мая 1918, Царское Село – 19 июня 2011, Париж) – филолог, журналист, писатель. Родился в семье врача. Окончил филологический факультет Ленинградского университета. Во время Второй мировой войны оказался в оккупации, поступил в Вермахт переводчиком, воевал в испанской «Голубой дивизии», затем работал журналистом в газетах на оккупированной части СССР. Работал в Тосно под Ленинградом, в Двинске (Латвия), в конце войны в Берлине, откуда перебрался во Францию, где прошел три лагеря Ди-Пи. Выйдя из лагерей, поселился в Париже; работал в библиотеке Школы Восточных языков. Публиковался во многих журналах Ди-Пи – в Германии, Италии. Участвовал в общественной жизни, выступал на собраниях монархистов, делал доклады. В Париже проучился два года в Св. – Сергиевском Богословском институте, затем окончил Школу Восточных языков. Знал многие европейские и малайско-полинезийские языки. Был представителем в Париже Высшего Монархического Совета и монархической подпольной организации «Русские революционные силы». Публиковался в журналах «Возрождение» (Париж), «Знамя России» (Нью-Йорк), «Мосты» (Франкфурт-на-Майне), «Русское воскресение» (Париж), «Новыйжурнал» (Нью-Йорк), «Современник» (Торонто), «Голос зарубежья» (Мюнхен), «Вестник» (Буэнос-Айрес), «Литературный европеец» (Франкфурт-на-Майне); газетах «Русская жизнь» (Сан-Франциско), «Новое русское слово» (Нью-Йорк). Автор книги «Страшный Париж» (Иерусалим, 1992; Москва, 1995). Был сотрудником газеты «Наша страна» с начала ее основания (1948) на протяжении 63 лет, до своей кончины.

О советской интеллигенции

Для того, чтобы понимать, что из себя представляет интеллигенция в СССР, надо помнить, что весьма разнородную массу населения Союза можно в общем разбить в культурном отношении на следующие три группы:

1) Высшая интеллигенция. Эту элиту составляют остатки старой квалифицированной интеллигенции: профессора, врачи, инженеры и т. д., а затем их дети, в большинстве также получившие высшее образование. Даже если эти последние не проходят высшей школы, они остаются в общеобразовательном отношении на уровне старой интеллигенции, т. к. к средней школе – десятилетке (которая вовсе не так уж плохо поставлена, как здесь думают) присоединяются, как правило, обильное чтение и влияние домашних.

Кроме того, к тому же классу принадлежит ряд людей, выбившихся из низов, но одаренных большими способностями и искусством ассимиляции. На них вовсе или почти незаметно бывает их происхождение.

Эта подлинная интеллигенция немногочисленна, хотя, может быть, количественно немногим уступает интеллигенции царского времени; но теперь она тонет в массе прослойки № 2, прежде не существовавшей.

2) Это – интеллигенция, так сказать, ремесленная, массового и ускоренного производства. Дети крестьян и рабочих, они оканчивали среднюю школу или рабфак, не получая ничего из дома и из той среды, где вращались. Здесь притом большую роль играет и время окончания школы; первый момент после революции она была в страшно запущенном состоянии, на ней производились опыты различных нововведений, и оттуда даже самый одаренный ребенок мало что мог вывести. Затем они проходили какой-нибудь вуз и делались подчас неплохими специалистами. Во всяком случае, они удовлетворяют потребностям страны. Но в отношении общего развития баланс у них весьма печальный. Они могли лишь весьма некритически воспринять в большинстве совершенно неверные политически и философские воззрение, поднесенные им в школе и институте. Их образовательный багаж слишком мал, чтобы они могли самостоятельно его увеличить. В результате мы имеем врачей, которые по своему образованию соответствуют фельдшерам старого времени; инженеров, стоящих на уровне развития европейского мастера; офицеров, которые в другой армии были бы, на хороший конец, фельдфебелями, и т. д.

Причем повторяю, что в своей ремесленной области они часто стоят на высоте; но разговор о литературе или искусстве сразу свидетельствует о их внутреннем убожестве. Это – масса очень многочисленная и распространенная. Встречи с ней и приводят ко всякого рода недоразумениям.

– «Помилуйте», – говорит мне эмигрантская дама, которой случилось наблюдать советскую армию, – «даже их офицеры – совершенно некультурные люди».

В ее представлении офицер – синоним блестящего воспитания. Мне же ее слова приводят на память фразу одной советской студентки. В разговоре со мной эта последняя хотела похвалиться своим умением обращаться с простыми людьми, и сказала: «Знаете, однажды мне пришлось вращаться среди младших лейтенантов (дело было в каком-то доме отдыха), и, представьте себе, я всегда находила, о чем с ними говорить».

Мне было вполне понятно, насколько это в самом деле нелегкая задача. Потому что где-где, а меньше всего в Красной Армии приходится искать культурных людей.