Наша культура много имеет аспектов. Нельзя нам отбросить православие и все достижения русского богословия; нельзя забыть государственные имперские традиции, плод вековых усилий наших дипломатов и сановников, нельзя оставить пути, проложенные нашей литературой; надо сохранить блестящие завоевания нашего театра; с гордостью надо продолжать работу наших ученых в бесконечном числе отраслей познания. И не будем глупее нашего народа, наших рабочих и крестьян, представляющих основную массу российской нации. И. Л. Солоневич рассказывает в своих книгах, как в концлагере его тронуло отношение рабочего, контролировавшего труд его с сыном; тот ясно чувствовал ценность интеллигенции… и по тому всячески их выручал. И я, во время последней войны, помню, слышал, как простые люди с удовлетворением рассказывали, как русский доктор оказался лучше немецкого, и радовались, если их начальником по работе оказывался русский интеллигент вместо немца (но как огня боялись оказаться под властью какого-нибудь бывшего советского активиста).
Судить русскую интеллигенцию по тому, что от нее осталось в эмиграции, не очень справедливо, ибо после 30 лет ненормальной жизни среди иностранцев люди не то, что были. Но и здесь, если меня спросят, кто является самым энергичным борцом за монархическую идею среди русских во Франции – придется назвать Е. А. Ефимовского[232]
, старого русского адвоката и типичного интеллигента; да и я сам, полагаю, могу назвать себя интеллигентом, имея университетское образование и происходя из семьи со старой интеллигентской традицией. Интеллигент был и Иван Лукьянович; да и мои оппоненты, да и все основные сотрудники «Нашей страны» – тоже, конечно, интеллигенты. То, что пишут в «Русской мысли», бесспорно, скверно; но почему ее сотрудников принимать за образец интеллигенции? Хотя и они все же интеллигенты (не очень, впрочем, высокого полета в большинстве случаев; покойный граф Нулин искренне верил, что слова: «Господа, если к правде святой, мир дорогу найти не сумеет» принадлежат Пушкину[233]). Много, конечно, есть в эмиграции людей, которые слово «интеллигент» считают за обидное. Но что такие люди сделали полезного для монархической идеи? Сколько могу судить, ровно ничего. Вредного – да, сколько угодно.Не нужно также забывать, что старая русская интеллигенция, этот «орден», который г. Месняев осыпает такими жесткими упреками, стояла на совершенно не бывалой, непревзойденной культурной и этической высоте. Та ее часть, которая осталась в СССР, и ее дети, которым она передала свои традиции, прошли сквозь страшные испытания, в массе сохранили или восприняли монархическую идею, и в будущем, без сомнения, сыграют важную, незаменимую роль в восстановлении монархической России. Если меня, плоть от ее плоти, болезненно ранят оскорбительные фразы по адресу интеллигенции вообще – что сказали бы все эти люди, прочти они соответствующие статьи в «Нашей стране»?
Будем осторожны, господа, говоря в главной монархической газете эмиграции, мы должны с чувством ответственности взвешивать каждое свое слово. Наша задача – привлекать все ценное в России и в эмиграции; грех был бы отталкивать самые нужные нам общественные круги. Можно ли противопоставлять монархию интеллигенции? Такого не было и… да не будет! Я, во всяком случае, не за такую монархию борюсь. Я борюсь за такую, где интеллигенция будет с преданностью служить трону, а Государь будет с любовью и доверием смотреть на культурную элиту русской земли, призванную к ответственному и почетному труду на благо и славу отечеству.
Борис Башилов