Люди желтых плащей

Холод. Странно, но это первое, что я чувствую. Боль приходит секундой позже. Она обрушивается единой мощной волной и затапливает все вокруг. Я вскрикиваю… и продолжаю кричать, когда чья-то рука, уже вовсе не женская, хлопает меня по щекам, в то время как вторая по-прежнему держит за волосы.

– Этот очухался… – доносится до помутившегося сознания.

Я нахожу себя лежащим на земле. Из всей одежды на мне только трусы и майка, оголённые руки и ноги сплошь в грязи. Вся правая часть головы и шея покрыты липкой кровью из рассечения чуть повыше виска. Голова болит так, как если бы кто-то сбрил волосы машинкой, а щетину заставил расти вовнутрь черепа. В глазах двоится. Едва я открываю рот, чтобы выстонать пару слов, как меня выворачивает наизнанку. Рвота стекает по подбородку на грудь.

– Фу, он блеванул!

Рука, держащая меня за волосы, разжимает хватку и брезгливо отталкивает голову на асфальт. При соприкосновении с землёй мозг озаряется вспышкой боли, и я снова вскрикиваю. Перед глазами плывут яркие пятна.

Превозмогая неодолимое желание вновь отключиться, разлепляю слезящиеся глаза и нахожу взглядом Арта. Он лежит в позе эмбриона рядом со мной, тоже в одном исподнем, без сознания. Второй мучитель пытается привести его в чувство сходным способом – шлепками по щекам и дёрганьем головы за волосы.

На одну невыносимо жуткую секунду мне кажется, что Арт никогда не очнётся. Что он мёртв, настолько бледным и обескровленным выглядит его лицо. Потом я различаю едва уловимое движение тощей груди. Дышит.

Обзор закрывает лицо третьего мучителя – он присаживается передо мной на корточки и с любопытством разглядывает меня, как особенно редкого слизняка. Ему чуть за двадцать, бритая голова, сухое обветренное лицо, в углу рта алеет бляшка простуды. Но больше всего меня пугают его глаза. Серые, по-рыбьи водянистые, без тени интеллекта и всякой надежды на пощаду.

Я пытаюсь приподняться на локтях, но он толкает меня обратно на землю, предостерегающе цокая языком.

– Лежать. Куда собрался?

– Вы уже всё взяли… – удаётся выговорить мне.

Во рту стоит отвратительный привкус рвоты, голова кружится, как после хорошей пьянки. Что касается боли, то она уже давно стала отдельным, шестым чувством моего организма, четвертым измерением моего существования, моим вторым я. Если бы единственным лекарством от неё была пуля в голову, я бы без промедлений согласился на лечение.

– Ага, – кивает лысый. – Спасибо за ружья.

– И за шмотки, в хозяйстве всё пригодится, – тот, что тряс меня за волосы – щуплый белобрысый очкарик, смахивающий на героинового наркомана – принимается мерзко хихикать.

Другой, покрупнее и потише, чернявый и смуглый, с едва наметившимся пушком над верхней губой, не оставляет попыток привести в чувство Арта.

– Тогда чего вам надо?..

«Рыбьи глаза» достаёт из кармана ветровки ключ от «Ниссана», соединённый цепочкой с брелком от сигнализации, и качает им у меня перед носом, точно гипнотизёр.

– Где тачка?

Ну, конечно. Они хотят взять всё. И наши жизни в придачу.

– Скажу, если пообещаете нас не убивать.

Все трое обмениваются взглядами.

Потом «рыбьи глаза» без предупреждения наносит мне удар кулаком в скулу. Голова взрывается ошеломительной болью, и я отключаюсь вторично.

18:02

Когда я прихожу в сознание, то обнаруживаю себя пристёгнутым рукой к металлической ножке лавочки, на которой по вечерам сиживали бабки из нашего подъезда, а по ночам пьянствовала молодёжь. Пластиковый хомут глубоко врезается в запястье, причиняя дополнительную боль, которая, впрочем, кажется смехотворной по сравнению с той, что разрывает мою голову. Рядом со мной, пристёгнутый ко второй ножке, лежит Арт. Он уже в сознании и тоже изрядно «помят»: губа кровоточит, левый глаз подбит. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять: он до сих пор не раскололся лишь потому, что страх побоев перебарывается страхом смерти, которая может наступить сразу после того, как наши пленители получат нужную информацию. Я смотрю в его серые глаза, и меня одолевает неконтролируемая паника. Готов спорить, мои глаза производят на Арта тот же эффект.

– Мы всё равно, бля, их найдём.

«Рыбьи глаза» бьёт меня мыском ботинка под ребра, и «очкарик» с небольшим запозданием повторяет его движение на Арте. Мой друг крякает от боли.

– Но если скажете по-хорошему, мы успеем сделать это до дождя.

Я понимаю голову кверху и только теперь понимаю: переполненные отравленной водой тучи полностью загромоздили небосклон. В иссиня-чёрных утробах беззвучно помигивают молнии.

– Кто его знает, может, мы подобреем и оставим вас дышать, – добавляет «чернявый».

Если бы существовал учебник по распознаванию фонетической лжи, эту фразу я поместил бы туда в качестве примера к разделу «введение, первые шаги». Но разве у нас есть выбор?

Смотрю на Арта. На его лице чётко и ясно написано: «если не скажешь ты, скажу я».

– Ладно, – соглашаюсь и добавляю, рискуя получить ещё один пинок под ребра: – Только, пацаны, за базар отвечайте. Если вокруг беспредел, это ещё не значит, что нельзя уважать побеждённых.