Люди зимы

И действительно, когда Мартин открыл глаза, перед ним снова была обычная лиса. Выронив курицу, она метнулась в сторону за мгновение до того как Мартин спустил курок.

— Проклятье! — выругался он, поняв, что промазал.

Но нет — бросившись в погоню, Мартин увидел на снегу капли свежей крови. Похоже, он все-таки ранил воровку. Наклонившись, Мартин коснулся следов на снегу, и его пальцы окрасились красным. Зачем-то он поднес их к губам и лизнул. Кровь имела резкий, солоновато-медный вкус, и его рот наполнился слюной.

Держа ружье наготове, Мартин двинулся по следу, который вел через сад к Чертовым Пальцам, переваливал через каменистый гребень холма и снова спускался в лес. Капли крови попадались теперь реже, и преследовать раненую лисицу стало труднее, к тому же в лесу его со всех сторон обступили буки и клены. Сбросившие листву и одевшиеся в снежные шубы деревья казались незнакомыми, и Мартину снова подумал, что он заблудился. В течение почти целого часа он продирался сквозь чащу, путаясь в засыпанных снегом кустах. Прошлогодние стебли лесной малины и ежевики цеплялись за одежду, царапали руки и, казалось, так и норовили хлестнуть по лицу, но Мартин упрямо шел по следу, старясь не думать о том, что с каждым шагом он уходит от дома все дальше. А снег посыпал еще сильнее, и Мартин несколько раз спросил себя, не отказаться ли ему от погони, пока не началась настоящая метель.

В конце концов, Мартин все же решил, что повернуть назад именно сейчас, когда он потратил на преследование столько времени, было бы просто глупо. Стараясь не замечать усилившуюся боль в ноге, Мартин ускорил шаг.

О том, что случилось с его ногой, он старался думать как можно реже, но подробности несчастного случая сами собой всплывали в памяти именно в самые тяжелые минуты, когда Мартину казалось, что весь мир обернулся против него.

Это произошло в конце августа, примерно через год после того, как они с Сарой поженились. В тот злополучный день Мартин с утра отправился в лес, чтобы нарубить дров. Ему повезло — он почти сразу набрел на обширную прогалину, где лежало несколько поваленных ветром деревьев, успевших как следует высохнуть. Ему оставалось только заготовить поленья подходящего размера и погрузить их в фургон.

Он проработал все утро, потом сел на лошадь верхом и съездил домой пообедать, а затем снова вернулся на поляну. Мартин был очень доволен тем, как много он успел сделать — и рассчитывал сделать еще больше. Сару Мартин предупредил, чтобы она держала ужин на огне, поскольку он вернется сразу же, как только наполнит фургон доверху или когда стемнеет.

Услышав эти слова, Сара нахмурилась. Она не любила, когда муж задерживался в лесу после наступления темноты.

«Постарайся не слишком задерживаться, ладно?» — попросила она.

Но работа шла так хорошо, что Мартин увлекся и сам не заметил, как пали сумерки, как настал и закончился вечер. Он пилил и пилил, и хотя натруженные плечи и руки давно ныли, это была приятная боль. Наконец настал момент, когда в фургон нельзя было больше впихнуть и самое маленькое поленце. Только тогда Мартин отложил пилу, снова впряг лошадь в фургон и начал медленно спускаться по извилистой, каменистой тропе. К этому времени стало уже совсем темно, и он вел лошадь под уздцы, направляя фургон в обход канав, корней и валявшихся прямо на тропе камней. Они уже миновали Чертовы Пальцы, когда лошадь внезапно встала как вкопанная.

«Ну, давай, пошла!» — прикрикнул на нее Мартин и, потянув поводья, слегка подстегнул лошадь подобранной по пути хворостиной, но она только фыркнула и продолжала упираться. Беспокойно прядая ушами, лошадь уставилась в темноту впереди, словно почуяв на тропе зверя, и рука Мартина потянулась к рукоятке заткнутого за пояс топора.

«Но-о!» — Он сильнее потянул повод, но лошадь мотнула головой, захрапела и попятилась — и в тот же миг где-то впереди громко хрустнул во мраке сухой сучок.

«Ну-ну, не бойся! — проговорил Мартин и попытался успокоить испуганную лошадь, ласково похлопывая ее по шее. — Постой-ка здесь, а я пойду, посмотрю, что там такое». — И, выпустив поводья, он достал топор и шагнул вперед.

Он так и не узнал, что так напугало лошадь в ту ночь — зверь или, может быть, человек. Впоследствии, когда Лусиус расспрашивал его о подробностях, Мартин ответил, что ничего не видел. Быть может, предположил он, лошадь напугал резкий звук или запах какого-то хищного зверя.

«Вообще-то, мне не очень верится, что твоя старая кобылу могла напугаться звука сломавшейся ветки, — покачал головой Лусиус. — Она ведь у тебя спокойная, как… как я не знаю что. Должно быть, она и в самом деле почуяла медведя или рысь. В противном случае она бы не испугалась неизвестно чего».