Люди зимы

— …Поздно вечером, когда мистер Гэри уехал из города, я поехала за ним. Ничего лучшего мне просто не пришло в голову. Я думала… даже не знаю, что я тогда думала! Мне казалось — если я сумею заставить его остановиться и выслушать меня еще раз, мне, быть может, удастся найти еще один, самый главный довод, который заставит его изменить свое решение. Я… я просто не могла позволить ему вернуться в Бостон с фотографиями, которые он сделал. Если бы он кому-то рассказал, слухи бы очень быстро распространились, и тогда…

Элис снова опустила голову, ее плечи поникли, а спина устало ссутулилась. У нее был такой несчастный вид, что Фаун с тревогой посмотрела сначала на мать, потом на сестру.

— Ваш муж… он ехал слишком быстро. Возможно, если бы я не преследовала его по пятам…

— Вы… вы видели, как он разбился? — Кэтрин покачнулась на стуле, словно оглушенная собственными словами, и была вынуждена схватиться за столешницу, чтобы не упасть.

Элис кивнула, продолжая смотреть на свои руки, которые она положила перед собой на стол ладонями вниз. Рути видела, что пальцы матери дрожат, а под кожей возле костяшек быстро-быстро бьется синеватая жилка.

— Его машина была ярдах в пятидесяти впереди. Он не сбросил скорость перед поворотом и не справился с управлением. Дорога была скользкой, его занесло. Все дальнейшее произошло очень быстро; мистер Гэри просто не успел ничего сделать. Когда я увидела, что произошло, я остановилась на обочине и подбежала к вашему мужу, но ему уже ничем нельзя было помочь. Он был мертв.

Кэтрин негромко всхлипнула и спрятала лицо в ладонях.

— Его рюкзак лежал рядом с ним на пассажирском сиденье. Я… взяла его. Поверьте, я сделала это чисто машинально, почти не думая. Я была уверена, что поступаю правильно… — Элис подняла голову и посмотрела на Кэтрин. В ее голубых глазах стояли слезы, но во взгляде светилась непреклонная решимость.

— Я не могла допустить, чтобы кто-то нашел бумаги, которые были у него с собой, увидел сделанные им фотографии, — сказала Элис. — Вы просто не представляете, на что способен «спящий», а если их станет несколько… — Она покачала головой. — Только подумайте, что будет тогда! Вот почему я решила, что возьму вещи вашего мужа и спрячу их в пещере, где их никто никогда не найдет.

Теперь все смотрели на Кэтрин, которая сидела с непроницаемым лицом, глядя прямо перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом. Наконец она пошевелилась и встала. Кэтрин все еще была бледна, к тому же ее слегка покачивало, но на ногах она держалась.

— Наверное, каждый из нас старается поступать, как лучше, — сказала она. — Иногда мы действуем правильно, иногда — совершаем ошибки, а иногда… иногда мы просто не знаем, чем обернутся наши действия. И тогда нам остается только надеяться. — Кэтрин повернулась к выходу, собираясь уйти, но снова остановилась.

— Не могли бы вы сказать мне еще одну вещь… — неуверенно проговорила она.

— Конечно. А какую? — спросила Элис.

— Что заказывал Гэри?

— Простите, я что-то…

— Что заказывал Гэри, когда вы встречались с ним в кафе? — повторила Кэтрин. — Что он ел?

Лицо Элис удивленно вытянулось.

— Двойной клубный сэндвич с индейкой и чашку кофе, — сказала она.

— Я так и знала… — Кэтрин улыбнулась. — Гэри обожал сэндвичи с индейкой.

Наши дни 5 января

Рути

Рути разбудили хорошо знакомые, по-домашнему уютные звуки, доносившиеся с кухни, где ее мать готовила завтрак. Принюхавшись, она без труда уловила запахи кофе, жареной грудинки и булочек с корицей, и почувствовала, как рот наполняется слюной. Выбравшись из постели, Рути быстро оделась и спустилась вниз.

— Доброе утро! — приветствовала ее мать. Голос ее был живым и бодрым, и Рути, обведя взглядом знакомую обстановку кухни, невольно подумала о том, как было бы хорошо, если бы все случившееся оказалось просто дурным сном. На мгновение ей даже показалось, что жуткие события последних дней действительно ей приснилось, но голос матери мгновенно разрушил иллюзию.

— Послушай, Рути, — сказала Элис, — я знаю, что тебе нужно многое понять, во многом разобраться, поэтому если у тебя есть какие-то вопросы, я готова на них ответить.

— Спасибо. — Рути налила себе кофе.

— Я не стала говорить об этом вчера, — продолжала мать, — но ты должна знать: и для меня, и для твоего отца ты была самым драгоценным даром, какой мы только могли себе представить. Мы любили тебя, как родную, и для нас не имело никакого значения, что в биологическом смысле ты не была нашим ребенком.

Рути кивнула и, почувствовав, что краснеет, низко опустила голову.

— Я сожалею, что так долго скрывала от тебя правду. И еще больше я сожалею, что ты узнала ее при таких… при столь трагических обстоятельствах.

Что на это сказать, Рути не знала, поэтому продолжала молча смотреть на столешницу.