Люди зимы

Бедный старый Шеп лежит на кухне под стулом, на котором всегда сидела Герти. Он почти не двигается и поднимает голову только когда открывается входная дверь, но каждый раз это оказывается не Герти, и огонек надежды в его глазах гаснет.

«Вот бедняжка!» — говорит моя племянница Амелия и, опустившись на колени, гладит Шепа по голове и скармливает ему лакомые кусочки. Пожалуй, она — единственный человек, чье присутствие мне не совсем безразлично. Амелия сама предложила пожить у нас несколько дней, чтобы помочь со всеми приготовлениями, и она действительно помогала, а не просто проливала слезы. Недавно ей исполнился двадцать один год, она очень красива и немного похожа на Герти, поэтому я могу терпеть ее присутствие. У Амелии сильная воля, и в этом она тоже напоминает Герти. Вчера вечером Амелия принесла мне в постель стаканчик подогретого бренди и уговорила выпить. «Дядя Лусиус сказал, это поможет вам уснуть», — сказала она. Когда я выпила бренди, она взяла гребень и принялась расчесывать мои волосы, аккуратно разделяя спутанные пряди. Не скрою, это было приятно — в последний раз мне расчесывали волосы, когда я была маленькой.

«Я хочу открыть тебе один секрет, можно» — сказала Амелия, и я кивнула.

«На самом деле мертвые нас вовсе не покидают, — шепнула она мне на ухо, наклонившись так близко, что я почувствовала тепло ее дыхания. — В Монпелье есть несколько леди, которые встречаются каждый месяц, чтобы говорить с теми, кто ушел. Я была на этих собраниях уже несколько раз и своими ушами слышала стук — так духи умерших отвечают живым. Если хочешь, тетя, я как-нибудь возьму тебя с собой».

Я покачала головой.

«Мартину это не понравится».

«А мы ничего ему не скажем», — шепнула Амелия.

Я задумалась. Мартин совсем не умел утешать. Для этого он был слишком застенчив и неловок. Когда-то эти его качества мне даже нравились, но теперь они меня только раздражали — в этот тяжелый период моей жизни мне хотелось, чтобы мой муж был другим — сильным и уверенным в себе. Я сразу заметила, что он избегает смотреть в глаза тем, кто приходил в наш дом, чтобы высказать свои соболезнования, и почти разозлилась. Разве на такого человека можно положиться в трудную минуту? А эта его кошмарная хромота… Еще недавно она меня нисколько не смущала, напоминая мне о том, что́ Мартин сделал и продолжает делать для нашей семьи. Он действительно старался обеспечить нас дровами и пропитанием, и делал все, чтобы наша ферма продолжала давать все необходимое для жизни, но сейчас, глядя, как беспомощно он ковыляет, приволакивая больную ногу, я начинала его презирать. Хромота Мартина стала для меня символом поражения и слабости.

Нет, я знаю, что думать так — неправильно, и ненавижу себя за это, но я ничего не могу с собой поделать. Каждый раз, когда я слышу его шарканье в коридоре или в соседней комнате, я чувствую, как меня затопляет черная злоба, которая поселилась во мне в тот день, когда я узнала о гибели Герти.

В глубине души я понимаю, в чем дело. На самом деле, я виню в смерти дочери именно Мартина. Если бы Герти не побежала за ним в лес, думаю я, она не упала бы в колодец и сейчас была бы рядом со мной.

«Мы ведь справимся, старушка? — говорит мне Мартин. — Мы сдюжим, правда?». Он пожимает мне руку, а я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать. Никогда раньше Мартин не называл меня «старушкой». Руки у него влажные и холодные, как рыба, и я чувствую, что его прикосновения мне отвратительны. Он тепло улыбается, но за этой улыбкой я вижу снедающее его беспокойство и неуверенность, и не отвечаю. Я не хочу (и не вижу смысла) говорить ему, что я больше не хочу ни с чем «справляться». Больше всего мне хочется незаметно ускользнуть из дома, побежать в лес и броситься в тот же самый колодец, чтобы снова быть с Герти.

Нет, никто мне не поможет — ни Мартин, ни даже преподобный Эйерс. Чертов святоша заявился сегодня, чтобы обсудить детали панихиды и похорон. Я, как могла, откладывала этот разговор, но Мартин и Лусиус сказали, что мы и так слишком затянули, и что этот вопрос давно пора решать.

Мы вчетвером сидели на кухне. Клаудия налила нам кофе, но никто из нас не притронулся к своей кружке. Преподобный привез корзину булочек с черникой, которые напекла его жена Мэри, но и к ним никто не прикоснулся. Сначала разговор шел о том, чтобы похоронить Герти на Земляничном лугу — на церковном кладбище, где были похоронены предки Мартина, но я сказала — нет.

«Ее место здесь», — заявила я, с вызовом глядя на мужчин, и Мартин поспешно кивнул. Лусиус открыл было рот, чтобы что-то возразить, но, поймав мой взгляд, сразу передумал. Что касалось преподобного Эйерса, то его мнение не имело особого значения, и он, кажется, это понимал. Таким образом было решено, что Герти будет лежать на маленьком семейном кладбище за домом, где уже покоились маленький Чарльз, мои родители и мой брат.

Прежде чем уйти, преподобный Эйерс взял меня за руку и прочувствованно произнес:

«Не забывайте, Сара, что Герти теперь в лучшем из миров. Она с нашим Господом».

И тут я плюнула ему в лицо.