Люди золота

– Не знаю… они вроде ничего не забрали. Разве только боли немножко. Ему же легче стало после них, правда.

– И ты тоже принял новую веру?

– Я – нет. Я пока разобраться хочу, вот как. Но новый бог этот – он добрый и помогает бедным прежде богатых, а больным – раньше, чем здоровым. Бедные ближе всего к нему, он их особенно любит.

– С его именем убивают и жгут, не разбирая, бедный или богатый, – сказал Инги устало. – Но я желаю тебе удачи, брат мой. Разберись сам. И, прошу, прими от меня на память. – Он стянул с пальца перстень с большим багровым камнем. – Этот перстень стоит больше корабля с товарами. А носил его тот, кто вещал про любовь нового бога к бедным. Прощай, Игали.– До свидания, господин Инги, – прошептал парень, глядя на тяжёлый, оправленный в золото сгусток кровавого света у себя на ладони.За неделю до Йоля, когда лёд уже прочно сковал озёра, Инги явился в Альдейгьюборг. Явился не один, а с сотней людей в бронях и при оружии. Дружина на загляденье – кольчуги да чешуя, один к одному, шеломы золотом украшены. Любому князю под стать. На отборных конях, крытых крашеными попонами, упряжь с серебром да золотом, да с хоругвью. На ней – красный молот на зелени.

Перепугались в посаде – войско ведь целое. А в город не пустить, так и непонятно, чем обернётся. Этот вожак их молодой, сказывают, колдун, и в большой силе. Потому ворота вроде как и не закрыли, но навстречу вышли тоже войском целым. Правда, не таким пригожим с виду. В спешке собирали, кого ни попадя. Кто-то и в исподнем оказался, только тулуп накинул да топор схватил. А кто с копьём и при броне, да в заячьем треухе. А впереди, верхами, – сам посадник, с ним пара знатных и, на тебе! – старый знакомец Мятеща, в меха разодетый и в новеньком шеломе синей стали.

Инги с Леинуем и парой Леинуевых свояков выехали навстречу. Остановились друг против друга среди снежного поля. Молчали, только кони сопели, всхрапывали. Кони хозяев как часть себя знают, чуют: близко лихое. Наконец Мятеща первым подал голос:

– Здоров будь, хозяин Ингвар, и ты, воевода Леинуй, и храбрые вои!

– И ты здрав будь, храбрый Мятеща, – отозвался Инги. – Желаю я здоровья и тем, кто с тобой. Судя по виду, люди благородные они и знатные.

– Это господин посадник, Григорий Жидилевич, а с ним знатные гости, Михаил да Косьма Грек.

– Здрав будь, Григорий Жидилевич, – сказал Инги, – и вы, знатные гости.

Знатные гости переглянулись, а посадник сморщился, будто больной зуб прикусил. Впрочем, зубы у него в самом деле болели.

– Здорово, – буркнул, сощурившись. – С чем пожаловал, хозяин? С добром или как?

– С добром, великий наместник, с добром. И за добром.

– За чьим же? Тебе что, должен кто остался?

– Я за своим добром. Тем, что мне от отца и его брата осталось. От херсиров Рагнара и Хрольфа.

– От хер… кого?

– Гость был богатый, помните, Григорий Жидилевич, жирный такой варяг, который всё с Твердилой тягался? – подсказал торопливо Мятеща.

– Ну, помню.

– Так это племяш его, родной.

– Так где он был, когда судили-то, а? Помню я то дело. В городе усадьба, два корабля, заимки, коней табун… немало добра. Так оно всё как выморочное и пошло. Год и день наследника ждали, как положено. Ты где был?

– Я был далеко, – ответил Инги, глядя посаднику в глаза, маленькие, испещрённые кровавыми жилками. – Неважно, где я был. Важно то, что я теперь здесь и хочу справедливости.

– Мы и рассудили по справедливости. Корабли Твердило забрал за вину, а усадьбу и прочее, как выморочное, посад взял, да и отдали церкви Миколая-угодника, благослови Господи. – Посадник перекрестился.

– Гость Твердило хорошо знал, что у Хрольфа есть наследник. Если он не сказал, значит, он солгал на суде – если этот суд был. На суде этом должны были свидетельствовать и те, кто плавал с Хрольфом и моим отцом, кто вёл дела вместе с ними. Они – честные, стоящие люди.

– Ты что, сказать хочешь, что я вру?

– Я хочу сказать, что требую справедливости.

– Привёл свору чуди косоглазой и думаешь, в силе ты? – Посадник харкнул на снег. – Разговаривать ещё с ним… проваливай-ка, откуда пришёл, искатель справедливости. Пусть только твои чудины вылезут – господин Новгород их, как вшей, передавит.

– Храбрый Мятеща, ты слышал, что сказал мне этот человек? – спросил Инги.

– Григорий Жидилевич! – рявкнул тот.

Посадник, повернувшись, буркнул: «Чего орёшь?» – за вдох до того, как Леинуева рука выдернула его из седла.

– Не пугайтесь, знатные гости, – попросил Инги, улыбаясь. – Григорий Жидилевич собрался немного погостить у меня, чтоб мы могли спокойно поговорить о справедливости. И вас я приглашаю. Моё вам слово: я не причиню вам вреда, если вы сами того не захотите.

Гости переглянулись, потом оба, как сговорившись, уставились на Мятещу. А тот, ухмыльнувшись, сказал:

– Хозяина Ингвара слово крепкое. Вы его послушайте. А я, пожалуй, поеду, расскажу, что к чему!

– Ты ж нам говорил! – крикнул Косьма Грек.