Людмила Гурченко

— Людмила Марковна, я вижу как вы увлечены этой историей! Если уж у вас такой азарт, считайте, что я за это дело уже взялся! — согласился Житинкин в ответ на предложение Гурченко.

И тогда дело пошло! И все заиграло и все оживилось! Спектакль набирал скорость и обороты!

Их союз не был похож на прежние отношения. Мало того, что после всех любовных разочарований и предательств, Гурченко даже и не думала о мужчинах. А Сенин все-таки был странным человеком. В этой странности и есть его очарование, его сила. Людмила Марковна говорила о нем: «Боже мой, какая противоположность тому, с чем я прожила треть жизни!». От прежних супругов она привыкла слышать красноречивые комплименты. Но только не здесь! С прежними она подолгу вела беседы, применяя высокопарные слова, а тут — «Да! Это супер!» или просто «Угу». Сергей Михайлович был совершенно другим. И с ним, кажется, Люся была действительно счастлива.

Встань и иди!

Людмила Марковна всегда помнила свой первый успех после «Карнавальной ночи». Как она сама частенько говорила: «Без труда выловила рыбку из пруда — будь готова расплачиваться!». Надо сказать, этот жизненный принцип ей не изменял. После белой полосы наступала черная, после ряда неудач в жизнь непременно врывался лучик света. После болезненного расставания или предательства, Бог снова посылал «нужного» человека. Так случилось и на этот раз… Конец ее последней книги очень жизнеутверждающий: «22 сентября 1982 года родился внук Марк!».

Его назвали в честь Марка Гавриловича. Люся, крепко и горячо любящая своего отца и все, что с ним было связанно, любила и это имя. Неудивительно, что назвав своего внука именем Марк, она ассоциировала его со своим папой. Зачастую Марк Гаврилович жаловался своей жене:

— Леля, ну почему ты не называешь меня Маричек? Почему только Марк? А можно еще Маркуша, Марик… Как приятно!

Как же приятно было и Люсе, когда любимый внук говорил ей:

— Люся, мне очень нравится мое имя! Я в школе и везде один такой — Марк!

— Ах, ты мой золотой! Ты мой сыночек! Как я рада, что ты все понимаешь! Как я была счастлива, когда ты родился! Мальчик, так еще и Марк! — восхищалась внуком Людмила Марковна.

А, однажды, был такой случай. Маричек по телефону попросил у бабушки сапоги-казаки. В ответ она добродушно рассмеялась, потому что сама в этот момент подумывала о покупке куртки-косухи. «Мы оба и все туда же!» — подумала она про себя и про удивительную родовую связь между бабушкой и внуком.

А в 1995 году, на дне рождения актрисы, Марк поразил всех своим поздравлением. Оно было не по-детски мудрым, осмысленным и точным.

— Я все понимаю. Пройдет время и все станет на свои места. Я тебя люблю, Люся!

Это была неподдельная и не нарисованная любовь! Даже больше и глобальнее! Любовь, основанная на взаимопонимании и взаимоуважении. Они нередко вместе отдыхали, гуляли, болтали. Особенно Марик, впрочем, как и Леночка Капошная обожали Макдоналдс. Гурченко, с ее привычной ценить все натуральное, не испытывала подобного чувства к этим «химическим пирожкам», но любимым деткам в этом не отказывала.

В декабре 1998 года Людмила Марковна находилась в больнице — ей делали операцию по поводу гнойного гайморита. Его она заработала еще в 1975 году на съемках «Двадцать дней без войны». Эх, работа-работа… ради нее все приходилось терпеть — и многочисленные проколы и операции, и перелом ноги, и нескончаемые наркозы, и костыли с палками, и холецесциты, и колиты.

А всего через две недели Гурченко должна была играть в спектакле, где одинаково важна и моральная сила, и физическая выносливость. А тут еще и анализ крови неважный! Что делать? Оставалось только мысленно репетировать и повторять диалоги. Не работать или не думать о работе Люся не могла. Ничто и никогда не могло ей помешать!

Когда ее пришел навестить Сергей Михайлович, на нем лица не было. Он был не похож на себя обычного — был угрюм и молчалив. Игру в «молчанку» первой прервала Люся:

— Что случилось? Почему ты молчишь? Ходишь туда-сюда?

— Понимаешь, Люся, ты все равно узнаешь об этом… Мне тяжело говорить… Случилось… Трагедия… С Марком…

— В Англии? Или он прилетел?

— Он прилетел…

— Что с ним? Он заболел?

— Нет.

— Попал в автокатастрофу? Что? Тоже нет? А что еще? Ну не умер же он?

В палате повисла пауза.

«Да вы что? Господи!» — не верилось Люсе. От нее скрыли, что ее мальчик умер от передозировки. Ему было всего шестнадцать лет. Такой молоденький, такой юный… Откуда все эти внезапные решения мамы и Маши? Откуда такое поведение? Почему от нее все скрыли? А какие у Гурченко были на него надежды… Милый Маричек… «Люся, я все понимаю! Я тебя люблю!» — крутились в голове Гурченко слова внука.