Людмила Гурченко. Танцующая в пустоте

И после этого случая у меня постепенно начал выстраиваться главный закон жизни: что «мое» и что – «не мое». Прекрасное – но не мое. Чудный – но не мой. Красивая одежда – но не моя. В общем, отказалась. И пошла сниматься в «Девушке с гитарой». Тут же, с ходу. Но, оказывается, не все так просто, и этот отказ мне еще аукнулся.

Как? Сейчас расскажу. Я за съемки в «Карнавальной ночи» получила восемь тысяч. По сравнению с моей стипендией в двести шестьдесят рублей это было очень много! Выслала денег папе с мамой – на отдых. Себе купила часы-«крабы» – они до сих пор у меня лежат. Два костюмчика купила. И все, больше у меня ничего не было. Даже чулки для выступлений иногда приходилось занимать у пианистки… вот так. А тут вдруг предлагают поехать с концертами и обещают за три песни из «Карнавальной ночи» сорок пять рублей официально плюс еще триста – в конверте. Со мной в этом концерте должны выступать знаменитые народные артисты – ну, думаю, вот и наступает звездная жизнь! Да за эти триста – я же себе все куплю, что нужно! Откуда я могла знать, что такое «левый» концерт! Совершенно искренне думала – так всегда и бывает.

И тут в «Комсомольской правде» выходит статья «Чечетка налево»! Мол, зазнавшаяся звезда халтурит почем зря. А какая халтура – я на этих концертах выкладывалась как могла: училась чувствовать зрительный зал. И началось. Харьков от меня тут же открестился: «Вы позорите наш город!» На улицах швыряли в спину камни – все было. А однажды прямо со съемок, вот как была в платьице, так меня и привезли на улицу Куйбышева, где располагались разные министерства. И там министр культуры Михайлов так мне и сказал: сотрем с лица земли, фамилии такой не будет – ясно? Увозите ее! Всё. На том и закончилась моя первая жизнь в кино – я не снималась десять лет. То есть снималась в каких-то маленьких фильмах, в ролях, о которых великая Фаина Раневская сказала: сняться в таком – как плюнуть в вечность.

Так что, как видите, от папы во мне – больше. Он никогда не был себе на уме, был вот таким открытым: все людям, людям. И все эти закулисные дела просто не понимал. И когда меня вдруг перестали снимать, он страшно переживал: «Дочурка, может, ты какой ляпсус допустила, что тебя не снимают?» Ну как я ему про этот ляпсус расскажу?

…Карикатура в «Комсомольской правде» изображала яйцо, из которого вылупилась Люся Гурченко – ярко накрашенная, с длинными хваткими руками, раскинутыми на манер хищных паучьих лап. Это был страшный итог ее первой коварной славы.

– Нет, это неправильно, когда слава приходит к молодому актеру: он еще ничего не знает и не умеет, – завершала такие монологи Люся. – Меня эта первая слава изломала и оставила в полном недоумении.

Смутное время

Когда впереди интересная работа, нет более счастливого времени.

Из книги «Аплодисменты, аплодисменты…»

Гурченко часто повторяла, что после краха «Девушки с гитарой» десять лет не снималась, а если снималась – то все это «плевки в вечность». Она уверила себя, что вторая и настоящая ее жизнь в кино началась только с фильма 1973 года «Старые стены».

Все, что до «Старых стен», помнилось ею как сплошная полоса неуверенности, неизвестности, ожидания чего-то страшного. Взлет был подсечен на самом старте, и мир, только что распахнутый ей навстречу, теперь злорадно щерился: чем выше взлетишь – тем больнее падать.

– Мне уже жить не хотелось! Я ничего не понимала: что делать, как, и всерьез подумывала о том, чтобы покончить с этой жизнью; казалось, уже нет сил держаться. Казалось, что я никому уже не нужна. И я соглашалась на все выступления, куда позовут. Однажды стою около Москонцерта, меня спрашивают: «Можете поехать в Ногинск?» – «Конечно!» – говорю. Беру свое легкое платьице, а это, оказывается, не Ногинск, а Норильск. И я с этим платьицем уже лечу на Север: один аэропорт, другой, пересадка, уже под крылом не деревья, а кустарники, а там – вечная мерзлота, а я со своим платьицем. Спасибо, кто-то курточку дал… В общем, где я только не выступала – даже в тюрьмах, пела в трамвайный микрофон, через который остановки объявляют. Все прошла!..

Однако если смотреть со стороны, то Гурченко и в это трудное для нее десятилетие снималась не так уж мало и совсем не так плохо. Через два года после злополучной «Девушки с гитарой» сыграла в «Балтийском небе», а потом и в «Рабочем поселке» Владимира Венгерова – режиссера великого, по-настоящему так и оцененного. Эльдар Рязанов позвал ее в эксцентрическую комедию «Человек ниоткуда». Наконец, она сыграла в фильме, который остался в истории кино как одна из лучших экранизаций русской драматургической классики, – «Женитьба Бальзаминова» Константина Воинова. Конечно, были и «плевки в вечность» – наверное, она считала таковыми проходные роли в фильмах «Укротители велосипедов», «Строится мост», «Взорванный ад».