Людоед

– Я скажу тебе больше. Я был здесь год назад. Обошел лес, крышу в избе отремонтировал, дрова заготовил. За неделю я ни одного ворона не видел. А сейчас они здесь. Чуешь? Они сюда слетаются, когда справедливость начинает брать свое! Понял теперь? Их скоро здесь будет целая туча, сержант. Вы совершили грех, когда убили лончаков. Они ведь совсем крохотные! Как ты считаешь, зачем они понадобились вашему, как его, заказчику?

Виктор помотал головой.

– Не знаю.

– А я догадываюсь. На чучела скорее всего пошли. В Китае, например, такие игрушки очень любят. А может, их просто съели. Но вам это все было по барабану, главное для вас было бабок срубить. Но это уже не важно. Вы свою судьбу сами выбрали.

Некоторое время никто из них ничего не говорил. Затем Виктор произнес упавшим голосом:

– Я вижу сны. Постоянно. Иду по улице – вокруг люди, а головы у них медвежьи. Прихожу домой – в холодильнике мертвые медвежата. Еду на машине – посреди трассы стоит медведь. Стоит неподвижно и смотрит. Смотрит прямо на меня, будто взглядом насквозь прожигает. А еще в каждом сне я вижу петлю. Будто… будто меня подталкивают к самоубийству. Сначала я не верил. Потом понял. Этот самец – он жив. Он до сих пор жив, старик. И он хочет мести. Это ведь он вчера приходил к избушке. И сейчас это он был. Я узнал его по отметине на груди. Сколько живут медведи?

– Двадцать-тридцать лет. В неволе больше.

– Значит, он вполне мог прожить эти шестнадцать лет.

Внезапно Смолин зашелся хохотом. Лающим, хрипло-отрывистым, который уже с трудом можно было назвать человеческим. Оглядевшись по сторонам, словно кто-то мог подслушивать их в таком месте, он сообщил с заговорщическим видом:

– Представляешь, он сломал наши ружья. Ничего не тронул. Ну, кроме двери. А ружья – в хлам.

– А ты догадываешься, зачем он это сделал?

Неприятная ухмылка вновь исказила лицо Смолина.

– Конечно. Я же не дурак.

Он потряс в воздухе древним оружием орочонов.

– Как ты там говорил? Засунуть эту штуковину ему в пасть?

– У тебя ничего не выйдет, – покачал головой егерь. – Он порвет тебя.

– И все равно я пойду в лес. Я должен.

Пожевав губами, Олег вдруг сказал:

– Ты ничего не изменишь, сержант. Даже если убьешь зверя.

Лицо Виктора приняло насупленное выражение, нижняя губа оттопырилась, а брови сдвинулись. В нем все больше проклевывалось нечто звериное.

– Какого черта? Почему?

– Потому что таков закон Вороньего мыса. Ты забрал у медведей деток. Теперь у вас забирают ваших. Баш на баш.

– Нет! – прохрипел Смолин.

– Да. Если ты убьешь его, твой сын все равно умрет. Представляешь себе каток, сержант? Который по наклону катится? Так вот, вы со своим корешом завели этот каток. Сначала он проехался по твоему Сереге, теперь догоняет тебя. И его уже никак не остановить.

Лицо Виктора было похоже на восковую маску, вместо глаз – пустые дыры, словно отверстия от палок в талом снегу.

– Ты предлагаешь мне оставить все как есть и вернуться домой? – свистящим шепотом произнес он. – Нет, старик. Проще действительно повеситься.

– Раньше надо было думать. Знаешь, что такое цуцванг? В шахматы играл когда-нибудь? Это когда какой бы ты ход ни сделал, дальше будет только хуже. Сейчас ты в точно такой же ситуации.

– Я должен попытаться, – упрямо заявил Виктор. – Другого выхода я не вижу.

Кряхтя, он поднялся на ноги.

– Развяжи меня, – потребовал егерь.

Смолин загадочно улыбнулся. Окровавленный клоунский рот разъехался в стороны, как открывшаяся рана.

– Нет. Тебе придется пожелать мне удачи. Если я убью медведя, я вернусь, и мы уедем отсюда. Если нет… что ж, значит, у тебя такая судьба. Ты тоже в какой-то степени повязан со мной, старик. Не забывай о моих «вонючих деньгах», на которые ты позарился.

– Если тебя убьют, я сдохну в этом подвале. Мой помощник будет здесь только через неделю. Оставь хотя бы воды!

– Извини, старик. Тебе остается только молиться, чтобы я вышел победителем. Молись и пой песню про свой гребаный камыш. Если я тебя сейчас развяжу, ты можешь наделать глупостей. Да, чуть не забыл!

С этими словами Виктор достал из внутреннего кармана бумажник, отсчитал пачку купюр и засунул егерю за ремень.

– Чтобы ты лучше молился за меня, – захихикал он. – Это твой гонорар, старик. Ты все-таки помог мне и заслужил эти бабки. Подумай о своей жене и океане, который ты ей обещал. Может, тогда твои молитвы помогут мне выйти победителем.

Егерь глубоко вздохнул.

– Океан, говоришь… Ладно, слушай. Возьми мой нож, он под лежанкой. Может, у тебя будет шанс. Постарайся нырнуть ему под брюхо, режь против шерсти, снизу вверх. Или попробуй прием с распоркой. Как только он заглотит ее, быстро выдергивай руку и режь ножом. Не давай ему подмять под себя. Помни про шею…

Виктор рассеянно кивнул и начал подниматься по ступенькам наверх.

– Эй, сержант! – позвал Шибаев. – Дай хоть ириску! Живодер!

– Не дам. От сладкого зубы портятся.

Он скрылся в доме, закрыв погреб крышкой.

Лицо егеря помрачнело.