Людоед

Андрей Дмитриевич прошел по бетонной дорожке, свернул на тропинку и направился к пруду. Постоял какое-то время на мостике, вглядываясь в лица, в фигуры людей. Он с трудом себе представлял, каким должен быть убийца. С рогами и хвостом? Это вряд ли. Благодаря обилию телепередач наподобие «ЧП» или «Петровка» он знал, что ЭТИХ не отличишь от обычных людей. Но он все равно всматривался, возможно, сам привлекая к себе внимание.

Он решил посмотреть на это с другой стороны. Вряд ли человек, выбравший убийство смыслом жизни, выйдет гулять в костюме-тройке. Андрей Дмитриевич попытался представить убийцу, гуляющего с собакой. Человека с собакой – да, а вот… Нет, людей, жестоких по отношению к себе подобным и при этом любящих животных, он видел предостаточно, но выходить на прогулку с собакой и – убить кого-то? В это верилось с трудом. Скорее убийца просто гулял по парку. А в чем гуляют по парку? Спортивный костюм? Вдоль пруда пробежал спортсмен лет тридцати. Нет, в это он не хотел верить. Спортсмен, убивающий во время пробежки, ведет своего сынишку в садик, машет ему на прощание рукой, испачканной в чьей-то крови… Нет, мозг отказывался такое воспринимать. Хотя были ведь прецеденты. Тот же Чикатило. Человек, имеющий сына или дочь, любящий детей, ни за что не убьет ребенка? Андрей Дмитриевич понимал, что, к сожалению, это не аксиома и всегда найдутся выродки.

Он посмотрел вдаль. Мужчина в армейской одежде вошел в кусты. Приспичило. И этот не может быть убийцей. Но причин, по которым он оправдывал бойца, не было.

5

Заигрался. Игры – сначала с псом, а потом и с его хозяйкой – не входили в его первоначальные планы. Ну, что делать, игра начата. Опасная игра. Их могли учуять собаки. И тогда либо полный провал, либо… А второго не дано.

Он раздел женщину, на вид сорока – сорока пяти лет. Несколько лишних килограммов на бедрах и ягодицах совершенно не портили ее фигуру. Наоборот – женщина выглядела аппетитной. Мужчина почувствовал желание, и оно усиливалось по мере того, как он ставил ее на колени, связывая руки между расставленных ног. Рука случайно коснулась волос на лобке, и он понял, что не сможет совладать с собой. Мразь! Даже без сознания она соблазняла его. Щель, обрамленная черными волосками, будто ухмылялась, улыбалась своими розовыми влажными губами.

Он встал, чувствуя, как наливается в паху. Собственное возбужденное состояние раздражало. Он пнул стоящую на четвереньках женщину под зад. Она едва не упала: бревно, валяющееся поблизости, не дало. Он пнул еще раз. Ее ягодицы сексуально колыхнулись, вызвав горячую волну в нем.

Мужчина зарычал, достал нож и ударил женщину в промежность. Лезвие вошло точно в щель. Он ударил еще, слегка развернув нож. А потом еще. Женщина шевельнулась и слабо застонала. Живучая, мразь! Он обошел ее кругом, наступил на лицо и трижды ударил ножом в шею. Кровь вязкими струйками обдала его берцы. Он вернулся к ее заднице. Возбуждение не прошло даже, когда ее анус и вагина стали походить на кровавую нарезку. Тяжело дыша, он вонзил лезвие тесака еще раз между ягодиц. И еще. Два окровавленных холмика колыхнулись, призывая. И он кончил. Хозяйка мертва, а ее «булки» продолжают соблазнять. Что-то сомневаться он стал в том, что эти твари переродятся в нормальных людей. Его злило все – долгая игра, испачканные трусы, шлюха, возбуждающая его, даже будучи мертвой. Он хотел искромсать грязное тело, отрезать голову ее псу и запихнуть ее в эту продажную манду. Но вовремя вспомнил о пакете.

Он попытался развязать пакет, и это долго не получалось. Он занервничал. Надорвал пакет и вынул пачку петард. Хотел поджечь и воткнуть дешевке в изуродованную промежность, но подумал, что она неисправима и одна петарда явно не поможет. Весь пакет! Но дырка, куда он собирался все это вложить, была маловата. Он зарычал. Пнул тело, и оно завалилось на окровавленную траву. Женщина лежала в позе эмбриона, тихая, неподвижная, покорная… Но он не верил ей. Теперь он не верил никому. Эта мразь неисправима!

Он разрезал проволоку, стягивающую ноги и руки женщины, и откинул тело на спину. Черт! Она снова возбудила его. Теперь два холмика с сосками исполняли роль соблазнителей. Он хотел наброситься и искромсать грудь, а еще лучше отрезать и забросить куда подальше. Но надо было что-то сделать с пакетом.

Стараясь не смотреть на бледные полушария, он погладил женщину по животу… И воткнул в него окровавленное лезвие чуть выше пупка. Не вынимая из раны ножа, с усилием сделал глубокий разрез до лобка. Запах мочи и экскрементов ударил в нос.

– Вот оно, твое гнилое нутро, – прошептал он и попытался вложить пакет между внутренностей, от которых поднимался едва уловимый пар. – Оно у вас у всех одно и то же – дерьмовое.