Людоедское счастье

Она говорит своим скрипучим голосом, таким тоном, как будто ведет занятие в школе полиции на тему «Теория и практика астрологического прогноза смерти». Она объясняет. Ее длинная костистая голова возвышается над слоями дыма; как всегда, она дышит как бы нездешним воздухом. И объясняет «этим господам», что гороскопы четырех предыдущих жертв ясно указывали, что они должны были умереть насильственной смертью именно тогда, когда они умерли, ни накануне, ни днем позже, в совершенно определенной точке пространства – в Магазине.

– А когда я выйду на пенсию, ты можешь предсказать? – иронизирует блондинчик, который играет, сам того не зная, роль Жереми.

– Заткнись, Ванини, – ворчит двойник Бака-Бакена, заимствуя уже мою роль. – И так сколько времени потеряли!

– Не выставляйся, записывай ее показания, что бы она ни говорила, пусть даже это будет рецепт яблочного кекса. Шеф скоро придет, а у нас ни фига не сделано.

И Жиб-Гиена вежливо предлагает Терезе продолжать.

– Что же касается потенциальной жертвы, пятой по счету, – продолжает Тереза, – то, не зная, ни кто она, ни когда родилась, я была вынуждена исходить в своих расчетах не из даты ее рождения, а из гипотетического момента завершения пути – того, что вы называете смертью и что в действительности есть лишь перевоплощение. Затем, после того как основания для подобного дедуктивного рассуждения были прочно заложены, я попыталась подняться по течению времени, чтобы установить момент возникновения субъекта – то, что вы называете рождением и что на самом деле есть не что иное, как воплощение.

Четыре глаза комиссара Аннелиза смотрят в стенку так, как если бы ее вовсе не было, в то время как блондинчик стучит, как сумасшедший, на машинке, обескровленная лента которой оставляет слова, бледные как смерть. А Терезу несет.

– Таким образом, учитывая даты воплощений четырех предыдущих жертв и характер астральных конфигураций, которые знаменовали их перевоплощение в Магазине – или, если вам угодно, их смерть, – я пришла к заключению, что, по всей вероятности, двадцать восьмого дня сего месяца насильственная смерть должна иметь место в той же точке земного пространства в силу прохода Урана через сильный Сатурн.

Тереза встала сегодня чуть свет. Она была первой покупательницей, которая вошла в Магазин. Она содрогнулась от отвращения, когда полусонный полицейский профессиональным жестом огладил ее с головы до ног. Она бродила по пустым проходам между прилавками, сопровождаемая удивленными взглядами продавщиц, которым что-то мешало принять эту странную фигуру за воровку, ищущую поживы. Затем она затерялась в толпе, просачиваясь вместе с ней в самые отдаленные закутки Магазина, в ожидании мгновения, когда смерть подтвердит ее выкладки, и в то же время боясь, что они окажутся точными, потому что бедняжка не желала ничьей смерти («Бен, ты мне веришь, скажи! Ты же знаешь, я тебе никогда не лгала!» – Да, буквально та же самая фраза, которую сказал Жереми в больнице. – «Я верю тебе, дорогая, это правда, ты никогда никому не хотела зла. Продолжай, мы тебя слушаем».), не зная, где смерть обрушится на свою жертву, но предупрежденная каким-то немым голосом (блондинчик поднимает глаза от машинки – да, «немым голосом», именно так она сказала), что, когда момент придет, она будет знать точное время и место.

И вот, когда момент настал, окаменевшую от ужаса девочку обнаружили перед запертой дверью туалета. Никто не слышал взрыва; на этаже почти никого не было в это пустое предвечернее время – за десять минут до закрытия учреждений и последнего наплыва покупателей.

Терезу обнаружил лично заведующий отделом, здоровенный лоб с тонким голосочком. Решив, что она не может открыть дверь, он попытался помочь ей. Заперто изнутри. Заинтересовавшись, он стал ждать. Но от присутствия этой дылды, немой и как бы парализованной, ему стало не по себе, и он доложил по начальству. В итоге появилась полиция.

Которая взломала дверь.

Нашла изрешеченный труп.

И маленькие фотки на окровавленных стенах.

– И знаешь, Бен, я вычислила точную дату его рождения в ту самую секунду, когда он умер: девятнадцатого декабря тысяча девятьсот двадцать второго года.

Машинка-пулемет блондинчика внезапно останавливается с металлическим скрежетом. Полицейский с обалделым видом смотрит на паспорт, открытый перед ним на столе, и читает вслух:

– Гельмут Кюнц, уроженец Германии, родился в Идар-Оберштайне 19 декабря 1922 года.

– Полагаю, что вы осознаете всю серьезность ситуации, господин Малоссен.

Уже поздний вечер, Карегга проводил Терезу домой. Управление полиции само заснуло. Только лампа с реостатом в кабинете дивизионного комиссара Аннелиза свидетельствует о том, что контора продолжает думать. Он сидит за письменным столом, а я стою перед ним. Элизабет не видно, нет речи и о кофе. «Воспитатель» беседует с глазу на глаз с другим «воспитателем».

– Потому что из всего этого начинает складываться целый букет подозрений на ваш счет.