Людоеды

Через десяток шагов они остановились у края крыши. Халалеев опасливо не дошел полметра до кромки. Показал жестом – гляди вниз. Вовец высоты не боялся, слишком много излазил горных круч и отвесных скал на своем веку. Глянул и сразу понял, что видит сверху тайную звероферму: ряды клеток, шастающие в проходах между ними зверьки. У него аж в глазах потемнело от страшной догадки. Не хочет ли Халалеев сказать, что Олежку давно убили и скормили маленьким хищникам?

Он схватил начальника связи левой рукой за ворот рубашки и притянул к себе, поставил его на край крыши. Ткнул стволы обреза в судорожно дергающийся живот. С ненавистью посмотрел в выпученные глаза Халалеева, наполнившиеся животным ужасом. Когда сзади многометровый провал, а впереди взведенные курки, и палец на спуске держит человек, дрожащий от гнева и ярости, ужас овладеет любым.

– Не там, не там! – завопил Халалеев. – На площадку смотри! Белая "десятка"!

Вовец глянул ему через плечо на площадь перед проходной. Сверху она просматривалась как на ладошке. Белый "жигуленок", единственный здесь автомобиль в этот воскресный день, был припаркован на дальнем конце, где имелся узкий выезд на одну из второстепенных улочек.

– Видишь, видишь? – торопливо запричитал Халалеев.

Вовец не отвечал, вглядываясь в далекий автомобильчик.

– На заднем сиденье, видишь? – испуганно частил Степа. – Там жена моя сидит и твой пацан рядом с ней.

Вовец молчал. Никакого движения возле машины не наблюдалось. Заднее стекло бликовало на солнце, и ничего внутри разглядеть было нельзя. Впрочем, на таком расстоянии все равно не узнать человека, даже одежду толком не различить.

– Зачем же ты сюда привел, а не к нему? – наконец заговорил Вовец.

– Для страховки. Убедился, что ты один. А то ты отпустишь, а другой тут как тут. Сейчас спустимся и… Да ты дуру-то убери.

Он ладонью отодвинул обрез. Почувствовав, что опасность немедленной расправы миновала, приободрился. Вовец словно забыл о Халалееве, с прищуром вглядываясь в бликующее стекло малолитражки и, не обращал внимания на неожиданно изменившееся, напрягшееся лицо своего пленника. Ладонь Халалеева, отодвинувшая обрез, замерла. Потом медленно развернулась и плавно переместилась на стволы. Выдохнув, словно перед рюмкой водки, он сильно рванул обрез, одновременно шагнув в сторону с поворотом тела вокруг оси. Правой рукой он уперся Вовцу в грудь и оттолкнул его.

Расчет был верный. Вовец, по-прежнему державший Халалеева за рубашку, неизбежно полетел бы вниз, поскольку не должен был выпускать обрез из руки и после рывка оказался бы на краю кровли. Толчок в грудь довершил бы дело.

Но Вовец, разглядывая автомашину, слишком расслабился и не успел среагировать. Он просто не удержал обрез в руке. Халалеев вырвал его. То же самое произошло и с рубашкой. Вовец не стал за неё цепляться. В результате Халалеева развернуло слишком сильно, а оттолкнувшись от Вовца, он сам отлетел на край крыши. На какое-то мгновение замер, прогнувшись, с широко раскрытыми глазами и разинутым, искаженным ртом. Тяжелый обрез, продолжая двигаться по инерции, увлекал за собой. Халалеев слишком поздно понял это и выпустил оружие. Судорожно замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, и с криком сорвался вниз.

Вовец моргнуть не успел, как все произошло. А крик все не смолкал, словно Халалеев бесконечно падал и никак не мог долететь до дна. В последний миг он успел запустить пальцы в какую-то щель под самой крышей. Сейчас он судорожно цеплялся руками и елозил ногами по гладкой стене, пытаясь найти хоть какой-нибудь зацеп. Вовец заглянул вниз и встретил безумный взгляд Халалеева. Прилипнув к стене, тот задирал голову, уставясь на близкую кромку крыши, и безнадежно вопил, чувствуя как немеют напряженные пальцы.

– Где мой сын? – закричал Вовец. – Где мой Олежка?

– В машине! – ещё громче заорал Халалеев. – Клянусь богом! Помоги мне! Все отдам, помоги!

– Я тебе не верю! – заорал Вовец в ответ. – Ты врешь! Говори, где он?

– В машине! – вопил начальник заводской связи. – Помоги! Все, что хочешь!…

Вовец быстро лег на пыльную теплую кровлю, опустил руку и поймал ворот рубашки подтянувшегося кверху Халалеева. Но пальцы того уже не выдерживали. Он сорвался и полетел вниз со вскинутыми безнадежно руками. С высоты в шесть этажей он грохнулся на край клетки, проломив её, и скатился на пол. Зверье бросилось в разные стороны.

Халалеев лежал, подогнув под себя руку, раскинув ноги, глядя остекленевшими глазами в небо. Через минуту какой-то осмелевший песец, принюхиваясь, приблизился к нему и жадно вцепился в обнаженный бок острыми зубками. Вовец недоуменно посмотрел на трепыхающуюся на ветру рубашку, которую все ещё держал в руках за воротник. Отпустил её и проследил глазами падение тряпичного комка. Уже в самом низу рубашка вдруг развернулась в воздухе и накрыла мертвецу голову. Песец, фыркнув, отскочил в сторону.