Людовик XI

Если вдруг мой брат находящийся в Бретани не будет удовлетворен апанажем [то есть Шампанью], который я даю ему из любви к вам, как вы к этому отнесетесь?

На что Карл осторожно ответил:

Если он не захочет это принимать и вы можете удовлетворить его другим способом, я оставляю это вам двоим.

В начале 1470 года, король манил своего брата провинцией Гиень, бесконечно большей, чем Шампань, но обладавшей неоценимым преимуществом — она не соседствовала с бургундскими территориями. Молодой Карл, капризничал, подверженный противоречивым влияниям, колебался, казалось, что вот-вот согласится, но снова откладывал свое решение и снова колебался. Члены его свиты сами испытывали страх перед королем и в тоже время надежду на то, что, играя ему на руку, они получат больший выигрыш. Герцог Бретонский, не желая терять столь ценного гостя, был решительно против такого решения, что касается других принцев, то миланский посол Сфорца де Беттини писал:

Ни герцог Бургундский, ни герцог Калабрийский, ни кто-либо из баронов королевства, не желают, чтобы герцог Беррийский [Карл] поддерживал истинно братские отношения с Его Величеством, ибо им кажется, что король имеет такой характер, что если бы ему нечего было больше бояться и он мог бы управлять королевством по своему усмотрению, он уладил бы все свои дела в один день и отнял бы вкус к жизни у своих баронов…

Однако даже при королевском дворе предатели пытались разрушить усилия Людовика.

С большим оптимизмом король послал за бургундскими послами, чтобы они могли сообщить своему господину, что брат короля добровольно выбрал Гиень, но затем когда Карл, начал метаться в сомнениях, вынужден был несколько задержать их отъезд. Однако в конце концов он склонил на свою сторону советников брата, включая хитрого гасконца Оде д'Эди, и 3 апреля бургундцы покинули двор короля и отправились в Бретань. До конца месяца Карл подписал договор, по которому он принял Гиень в качестве апанажа.

Примерно в то же время королевские офицеры, обыскивая подозрительного человека, нашли письмо, зашитое в подкладку его одежды, удивительное содержание которого вскоре было подтверждено словами самого посланника. В тот же день в Амбуазе Людовику XI сообщили, что кардинал Ла Балю и его коллега Гийом де Арокур, епископ Верденский, отправили слугу к герцогу Бургундскому с посланием, в котором призывали герцога помешать Карлу принять Гиень и поднять оружие против короля. На следующий день Людовик приказал доставить кардинала и епископа из Тура в Амбуаз и немедленно поместил их под арест. Тогда эти двое несчастных признались в абсурдной истине: они пытались поставить короля в опасное положение, из которого только они могли бы его вызволить, чтобы иметь возможность управлять государем и королевством по своему усмотрению. Немедленно были назначены комиссии для принятия против них судебных мер, но Папа отказался разрешить их судить. Поэтому они томились в тюрьме около десяти лет, проводя часть времени взаперти в железных клетках[93].

В течение следующих четырех месяцев Людовик, не утративший веры в свое обаяние и актерское мастерство, пытался организовать встречу с братом Карлом, с помощью которой он надеялся закрепить их примирение. Под покровительством их любезного дяди Рене он организовывал турниры и другие развлечения, которые должны были понравиться его брату, и играл свою новую роль с такой убежденностью, что, как сообщает Беттини "даже влюбился в одну из придворных девиц супруги Рене". Но Карл постоянно откладывал встречу со своим государем. 1 августа Людовик сделал новый рыцарский жест и по примеру английского Ордена Подвязки и бургундского Ордена Золотого Руна, учредил Орден Святого Михаила "за особую и неповторимую любовь, которую мы питаем к благородному рыцарству", за защиту "нашей святой матери-церкви" и "процветание общественного дела". Во главе списка нового ордена — главных капитанов и советников короля — стояло имя Карла, герцога Гиеньского. Клятва верности, которой были связаны члены ордена, не позволяла им принимать такие награды, как Орден Золотого Руна. В конце августа, исчерпав все свои отговорки, Карл Гиеньский наконец согласился встретиться со своим братом.