Читаем Людовик XI полностью

Краткая биографическая справка Кинсера, как она есть, также неприемлема. Коммин представлен как человек, "не знающий латыни" (утверждение, не подкрепленное никакими доказательствами и даже неправдоподобное, учитывая положение Коммина), как "бургундский дворянин", избравший своей профессией "карьеру парвеню". Чтобы нарисовать столь ложную картину этого исторического персонажа, необходимо игнорировать тот факт, что крестным отцом Филиппа де Коммина был не кто иной, как Филипп Добрый, что его отец (который на самом деле происходил из городской буржуазии и умер весь в долгах, как и многие сеньоры его времени) был суверенным бальи Фландрии и что, став рыцарем Ордена Золотого Руна, он также стал членом высшего ордена Бургундского государства, что Коммин начал свою карьеру в качестве оруженосца Карла де Шароле, должности, которой жаждали сыновья величайших бургундских баронов, что на службе у герцога Бургундского он занял завидное и надежное место и что, продолжая в том же духе, он наверняка добился бы дальнейших отличий, что, перейдя в лагерь Людовика XI, он вскоре занял высокое положение как влиятельный сеньор д'Аржантон, а его должность советника, одного из самых близких и влиятельных известных королю людей, обеспечила ему еще более высокий статус, что им восхищался Лоренцо Медичи, и что для миланского посла он был самым важным человеком при Людовике XI. В рецензии на работы Дюфурне (Renaissance Quarterly, XXI (1968), № 4, pp. 464–469) Кинсер упрекает его за "раздражающий вкус к импрессионистской психологии", однако это замечание не мешает ему делать такие наблюдения, как: "Если за писателем чувствуется раздвоение личности, то это, несомненно, связано с тем, что он потерял родителей, когда был еще совсем маленьким". Утверждая, что Коммин "демонстрирует грубое знание человеческой природы", "ограниченное понимание исторической причинности" и "отсутствие чувствительности к институциональным факторам", профессор Кинсер, похоже, получает больше удовольствия от критики, чем от понимания личности человека, чья миссия — просвещать. Его настойчивое стремление показать, чем "Мемуары" не являются, заставляет задуматься, чем же они все-таки являются.

Что касается категоричного утверждения Кинсера о том, что "Мемуары не являются литературным произведением", то оно показывает, насколько ограничен автор в своем подходе к труду Коммина. Уходящие корнями в европейскую литературную традицию предыдущих четырех столетий, "Мемуары" не нуждаются в защите от таких экстравагантных утверждений. Каждый, кто берется за публикацию Коммина, будь то историк или литературовед, должен быть способен расширить свой кругозор настолько, чтобы рассматривать "Мемуары" и как исторический документ, и как произведение выдающееся литературы. Одним из самых ярких и очевидных литературных талантов Коммина является превосходное использование иронии, иронии не менее яркой, но более тонкой, чем у Мора в "Ричарде III", иронии, которая выдает в авторе человека, опередившего свое время, а также ответственного художника. Кинсер же указывает на свою пристрастность в другом замечании — "мемуары находятся между дневником и городской или династической хроникой", — которым он низводит жанр, используемый Коммином, до ранга исторического документа. Очевидно, комментатор не знает, что мемуары являются формой биографического повествования и находятся где-то между дневником и автобиографией, будучи предназначенными для чтения посторонними, в отличие от первого, и имея менее искусственную структуру и менее личный тон, чем второе. В то время как автобиография обычно сообщает прохождении человеком этапов жизненного пути, мемуары, как в случае с Коммином, посвящены описанию самого опыта такого прохождения. Наряду с двумя современными работами — "Комментариями", то есть мемуарами, Папы Пия II и "Историей Ричарда III" Томаса Мора (незаконченной), работа Коммина фактически является одной из первых великих биографий современного мира.

Мемуары Филиппа де Коммина обладают бесчисленными достоинствами, однако в настоящее время все еще не существует удовлетворительного перевода на современный английский язык.


Приложение II.

Скорость передачи новостей Людовику XI

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары