Людовик XIV и его век. Часть первая

После ужина шевалье снова присоединился к герцогу, дожидавшемуся его в том же кабинете, и там они опять поменялись ролями. Шевалье во второй раз сделался простым оруженосцем, а герцог вновь возвысился до звания Великого Могола; затем они вместе вернулись в зал. Само собой разумеется, что богатство наряда этого могущественного монарха и то высокое положение, какое он занимал в иерархии коронованных особ, доставили ему честь быть выбранным королевой, чтобы танцевать с ней.

Так что вплоть до самого утра, скрытый маской и пользуясь шумом празднества, Бекингем обрел полную свободу выражать свои чувства, которые уже не были больше тайной для королевы, поскольку ее подготовила к ним своими откровениями г-жа де Шеврёз.

Наконец, пробило четыре утра, и король изъявил желание возвратиться домой; королева никоим образом не стала настаивать на том, чтобы остаться, ибо за несколько минут до этого пять восточных царей удалились, а вместе с ними исчезли веселость бала и украшение празднества.

Анна Австрийская подошла к своей карете, возле которой стоял лакей в ливрее с гербом коннетабльши, готовый открыть и закрыть дверцу. При виде королевы он опустился на колено, но, вместо того чтобы откинуть подножку кареты, подставил свою протянутую руку; королева увидела в этом любезность своей подруги, г-жи де Шеврёз; но рука эта так нежно пожала ей ножку, что королева опустила глаза на услужливого слугу и узнала в нем герцога Бекингема.

Хотя она и была подготовлена ко всем переодеваниям, на которые мог пойти герцог, удивление ее, тем не менее, было столь велико, что она вскрикнула и на лице ее вспыхнула яркая краска.

Офицеры ее свиты тотчас же бросились к ней, чтобы узнать причину этого волнения, но королева уже сидела в карете вместе с г-жой де Ланнуа и г-жой де Верне. Король отправился в своей карете вместе с кардиналом.

Судите сами, можно ли историю того времени, богатую романическими приключениями, невероятными происшествиями и интригами, подобными той, какую мы только что в точности описали, излагать так же, как нашу современную историю, столь сухую, столь выхолощенную и столь лишенную живых подробностей, несмотря на огромную гласность происходящих ежедневно событий, которой недоставало прежде и которой все обладают теперь? Впрочем, именно в отсутствии гласности и заключается, быть может, секрет этой наполненной приключениями жизни, которую люди вели под покровом тайны, лишь изредка становившейся известной.

Через несколько дней слух обо всех этих переодеваниях разнесся при дворе; более того, стали говорить, что в кабинете посольского дворца герцог Бекингем хранит портрет королевы, что портрет этот помещен под голубым бархатным балдахином, увенчанным белыми и красными перьями, и что другой портрет Анны Австрийской, украшенный алмазами медальон, Бекингем постоянно носит на золотой цепочке у себя на груди. Страстное поклонение герцога этому портрету явно указывало на то, что он получил его от самой королевы, и кардинал, вдвойне ревнивый, ибо он был обманут в своих надеждах и как влюбленный, и как политик, провел из-за этого немало скверных ночей.

Однако с каждым днем, и как раз по причине этих слухов о переодеваниях и портретах, Бекингему становилось все труднее и труднее видеться с королевой; поскольку стало известно, что г-жа де Шеврёз была наперсницей этой рыцарской любви, за ней шпионили не меньше, чем за двумя ее высокопоставленными протеже, и Бекингем, доведенный до крайности, решился рискнуть всем, чтобы, наконец, хоть на один час увидеться с Анной Австрийской наедине.

Госпожа де Шеврёз поинтересовалась у королевы, как та расценит подобную попытку, и королева ответила, что помогать она ни в чем не будет, но запрещать не станет; следовало, однако, устроить все так, чтобы она в любом случае имела возможность отрицать свое соучастие в этой затее. Это было все, чего желали коннетабльша и герцог.

В те времена в Лувре бытовало весьма распространенное поверье: поговаривали, что в этом древнем королевском замке появляется привидение. Привидение это было женского пола и именовалось Белой дамой; позднее это поверье сменилось другим, пользующимся не менее широкой известностью: поверьем о Красном человечке.

Коннетабльша предложила Бекингему сыграть роль привидения: герцог был чересчур влюблен, чтобы проявлять нерешительность, и тотчас согласился на все. Переодетый таким образом, он, по мнению г-жи де Шеврёз, мог не бояться самых суровых надсмотрщиков королевы, которые, если ему не удастся ускользнуть от их взглядов, наверняка не осмелятся выдержать его присутствия и, завидев его, немедленно разбегутся.