Людовик XIV и его век. Часть первая

Так что Рошфор уехал и, стоило ему оказаться в Артуа, написал кардиналу обо всем, что произошло. Кардинал спешно отправил гонца, которому Рошфор вручил пакет, доверенный ему маркизом де Легом. Ришелье вскрыл пакет, ознакомился с его содержимым, приказал снять копии со всех писем, которые там были, и вернул пакет Рошфору, который тем временем продолжал свой путь и получил письма, находясь уже недалеко от Форжа: таким образом, время потеряно не было. Как только пакет снова оказался в его руках, Рошфор написал тому, кому эти письма предназначались, пригласив его приехать за ними. Это был адвокат по имени Ла Пьер, живший на улице Пердю, возле площади Мобер.

Человек этот выехал из Парижа, не подозревая, что с тех пор, как к нему пришло письмо от мнимого монаха, он находится под наблюдением полиции кардинала, которая не должна была ни на мгновение выпускать его из виду. Таким образом он проделал весь путь, прибыл в Форж, получил пакет из рук Рошфора, возвратился в Париж и отправился прямо в особняк Шале. Граф прочитал адресованные ему письма и написал на них ответ, который от него требовался. Этот таинственный ответ является секретом, хранимым историей. Какого он был содержания, не знал никто, кроме кардинала и, вероятно, короля, которому кардинал показал его. Даже Рошфор ничего не знал о нем, поскольку письмо это не побывало в его руках.

Именно данный документ послужил основанием, на котором кардинал возвел всю систему обвинения, ибо он содержал в себе, по словам прелата, две цели — убийство короля и брак королевы с герцогом Анжуйским. Этим заговором прекрасно объяснялось сопротивление, которое молодой принц оказывал своему брачному союзу с мадемуазель де Монпансье.

Шале обвиняли в том, что он соумышленно с королевой и герцогом Анжуйским хотел убить короля. Одни говорили, что он собирался сделать это с помощью отравленной рубашки; другие утверждали, что он должен был ударить его кинжалом. Те, кто сочинил эту последнюю версию, шли даже еще дальше: они рассказывали, что однажды Шале уже отдернул занавеску кровати короля, чтобы совершить это убийство, но отступил перед королевским величием, как ни умерено оно было сном, и нож выпал у него из рук.

Одно-единственное замечание Лапорта, находящееся в полном согласии с книгой о французском придворном церемониале, рушит всякую вероятность того, что эта история является правдивой:

«Гардеробмейстер не находится в спальне короля, когда король спит, а камердинер не покидает спальни короля во все время, когда король лежит в постели».

Значит, камердинер должен был быть сообщником Шале или же Шале вошел к королю, когда камердинер спал.

Как только кардинал уведомил короля об этой интриге, король вознамерился арестовать Шале и предать суду королеву и герцога Анжуйского, но Ришелье успокоил короля, умоляя его подождать, пока заговор не созреет. Так что Людовик XIII согласился отсрочить мщение, но, чтобы быть уверенным в том, что Шале всегда будет у него под рукой и виновный не сможет избежать уготованной ему участи, решил отправиться в путешествие в Бретань, и двор последовал за ним. Шале, ничего не подозревая, отправился вместе со всеми в Нант.

Созревание заговора должен был довершить ответ на письмо, которое Шале написал испанскому королю и в котором он убеждал его католическое величество заключить договор с недовольным французским дворянством.

Следует заметить, что именно подобный договор стал четырнадцать лет спустя причиной казни Сен-Мара и де Ту.

Ответ испанского короля пришел в то время, когда Шале находился в Нанте; несомненно, кардинал изыскал средство ознакомиться с этим письмом, как он это ранее сделал с письмами маркиза де Лега, прежде чем оно прибыло по своему назначению.

Получив его, Шале в тот же день имел встречу с королевой и братом короля и, как будто, оставался далеко за полночь у г-жи де Шеврёз.

На следующее утро он был арестован. Заговор созрел!

Секрет хранился не только со скрытностью, но и с притворством, которые характеризуют политику кардинала и короля, так что новость об аресте Шале прозвучала при дворе, как гром среди ясного неба.

Королева, которую даже ее самые яростные враги, исключая кардинала, никогда в действительности не обвиняли в желании убить короля, все же бесспорно знала о письме, полученном накануне Шале, равно как это знали герцог Анжуйский и г-жа де Шеврёз. Так что они оказались впутаны если и не в заговор, имевший задачей убийство короля (им еще не было известно, что обвинения со стороны кардинала зайдут так далеко), то, по крайней мере, в злоумышление против государства, ибо письмо это имело целью призвать испанцев во Францию.