Людовик XIV и его век. Часть первая

Тотчас же перейдя от крайнего недоверия к полнейшему доверию, Мазарини сказал:

— Господин де Беренген, возвратитесь к ее величеству и скажите ей, что я без всяких условий вручаю свою судьбу в ее руки. Тем самым я отказываюсь от всех выгод и преимуществ, которые король предоставил мне в своем наказе. Правда, мне трудно это сделать, не уведомив господина де Шавиньи, ибо у нас с ним общие интересы, но я смею надеяться, что ее величество сохранит мой секрет, как и я, со своей стороны, свято сохраню его.

— Монсеньор, — произнес Беренген, — у меня плохая память, и я в самом деле боюсь ослабить силу слов, которые вы употребили, отвечая королеве. Я попрошу принести бумагу, перо и чернила, и, если вам будет угодно, вы изложите мне эти слова письменно.

— Не надо, — сказал Мазарини, — ибо, если мы попросим принести бумагу, перо и чернила, Шавиньи догадается, что между нами происходит какое-то важное совещание, а не простой разговор.

— В таком случае, — промолвил Беренген, вынимая из кармана записную книжку и вместе с карандашом подавая ее кардиналу, — напишите здесь.

Отступать было некуда. Мазарини взял записную книжку и карандаш и написал:

«У меня не будет никаких желаний, кроме желаний королевы. Я охотно отказываюсь теперь от всех преимуществ и выгод, которые мне обещает наказ короля, и со всеми своими интересами безоговорочно отдаюсь несравненной доброте Ее Величества.

Писано и подписано моей рукой.

Ее Величества всенижайший,

всепокорнейший и всепреданнейший подданный

и всепризнательнейший слуга

Джулио Мазарини».

Мазарини вернул открытую записную книжку Беренгену, который прочитал это обещание, а затем покачал головой.

— В чем дело? — спросил кардинал. — Или вы находите, дорогой господин Беренген, что в этой записке сказано не все, что следовало в ней сказать?

— Напротив, — ответил Беренген, — я нахожу, что она составлена очень умело, и я отдал бы многое, да и королева, наверное, тоже, чтобы это было написано пером, а не карандашом… Вы же знаете, монсеньор, карандаш быстро стирается.

— Скажите ее величеству, — заявил кардинал, — что позднее я напишу ей это чернилами, на бумаге, на пергаменте, на стали, на чем ей будет угодно и, если понадобится, подпишусь собственной кровью.

— Прибавьте это в качестве постскриптума, монсеньор, — предложил Беренген, считавший важным все делать добросовестно, — место еще есть.

Кардинал сделал требуемую приписку, и Беренген, чрезвычайно довольный успешным исполнением возложенного на него поручения, отправился с этим письменным обещанием в Лувр.

Королева все еще разговаривала с графом де Бриенном, когда вошел Беренген.

Граф де Бриенн, проявляя скромность, хотел удалиться, но королева удержала его. С великой радостью прочитав то, что написал кардинал, она отдала записную книжку на хранение Бриенну, который, заметив, что, кроме обещания Мазарини, в ней есть много других записей, хотел возвратить ее Беренгену, чтобы тот стер их, однако Беренген отказался взять ее обратно. И тогда в присутствии королевы граф вложил эту записную книжку в конверт и запечатал его, а затем, вернувшись к себе домой, запер ее в шкатулке, откуда он не извлекал ее до тех пор, пока его не попросила об этом королева, то есть до того дня, когда было обнародовано заявление Парламента, которое Мазарини изо всех сил проталкивал, пребывая в уверенности, что он выиграет много больше, чем потеряет.

В тот же день записная книжка была отдана кардиналу принцем де Конде, которого королева хотела сблизить с ним и который одновременно вручил ему патент: посредством этого патента Анна Австрийская не только возвращала Мазарини утраченную им должность, но и назначала его главой своего совета.

И тогда, при виде этого фавора, столь же великого, сколь и неожиданного, возобновились старые, уже почти забытые слухи: поговаривали, будто еще с 1636 года кардинал был любовником королевы.

Этими слухами, которым, к несчастью, Анна Австрийская дала серьезное подтверждение своим последующим поведением, оказывалось объяснено чудесное рождение Людовика XIV после ее двадцатидвухлетнего бесплодия. Таким же образом позднее окажется объяснена, возможно, и тайна человека в железной маске.

X. 1643–1644

Герцог Энгиенский. — Принц Генрих де Конде. — Шарлотта де Монморанси. — Балет и Генрих IV. — Последняя любовь Беарнца. — Король, переодетый в форейтора. — Гассион. — Ла Ферте-Сенектер. — Дон Франсиско де Мело. — Битва при Рокруа.