Людовик XIV и его век. Часть вторая

Примерно в это же время начал обретать известность Мондори; он был сын судьи из городка Тьер в Оверни. Отец отправил его в Париж к одному прокурору; но, поскольку этот прокурор очень любил театральные спектакли, он посоветовал молодому человеку ходить в театр в праздничные дни и по воскресеньям, сказав, что тот потратится и развратится там куда меньше, чем в любом другом месте. Однако письмоводитель превзошел ожидания прокурора, ибо он получал столько удовольствия от театра, что стал актером, а вскоре сделался руководителем труппы, в которой состояли Ленуар и его жена, находившиеся прежде на службе у принца Оранского, а также Вилье, посредственный драматург, но хороший актер, и его жена, о которой у нас уже шла речь в связи с г-ном де Гизом, в бытность свою архиепископом Реймским носившим в ее честь желтые чулки. Граф де Белен, влюбившийся в малышку Ленуар, давал Мере заказы на сочинение пьес, но с условием, чтобы в них обязательно будет роль для нее. А так как по причине этой любви граф покровительствовал всей труппе, то он попросил г-жу де Рамбуйе позволить Мондори и его актерам сыграть в ее дворце пьесу Мере «Виргиния», на что маркиза дала согласие. Представление состоялось в 1631 году в присутствии кардинала де Ла Валетта, который остался до того доволен Мондори, что назначил ему пенсион.

Начиная с этого времени Мондори стал получать признание у публики, и на него обратил внимание сам кардинал Ришелье, взявшийся покровительствовать театру Маре, которым руководил Мондори. Однако в 1634 году король, в отношении мелких дел всегда находившийся во вражде с кардиналом, забрал Ленуара и его жену из труппы Маре, желая доставить неприятность его высокопреосвященству, и перевел их в Бургундский отель. Вот тогда Мондори и принял в свою труппу актера по имени Барон и, удвоив старания, продолжал поддерживать славу театра Маре, которой вскоре весьма поспособствовала трагедия Тристана Л’Эрмита «Мариамна», продержавшаяся на сцене сто лет и соперничавшая в успехе с «Сидом». Роль Ирода в «Мариамне» стала триумфом для Мондори. Но однажды, когда этот превосходный актер исполнял упомянутую роль, с ним случился апоплексический удар, вследствие которого его речь стала настолько затрудненной, что он не смог больше играть. Позднее кардинал Ришелье попытался заставить его снова подняться на сцену, но актер был не в состоянии доиграть свою роль до конца, что дало принцу де Гемене повод сказать: «Homo non periit, sed periit artifex», то есть «Человек еще жив, но артист уже умер».

При всей своей немощи Мондори оказал театру Маре еще одну услугу, пригласив в его труппу Бельмора, носившего прозвище Капитан Бахвал, прекрасного актера, который, правда, играл в театре недолго, ибо затеял ссору с Демаре и тот ударил его тростью; Бельмор не осмелился отомстить любимцу кардинала, но оставил театр, пошел в солдаты, стал комиссаром артиллерии и был убит на поле боя.

Кардинал, давно намеревавшийся создать из двух трупп одну, пригласил всех этих актеров играть в своем театре. Барон, Ла Вилье, ее муж и Жодле отстаивали честь труппы Бургундского отеля, а д’Оржемон, Флоридор и Ла Бопре — честь труппы театра Маре, которой отдавал свои пьесы Корнель.

Если верить отзывам современников, д’Оржемон стоил большего, чем Бельроз, который, по словам Таллемана де Рео, «был нарумяненным комедиантом, опасливо высматривавшим, куда бросить свою шляпу, чтобы не испортить ее перья». Что же касается Барона, то он, по-видимому, великолепно играл роли ворчунов. Кончил жизнь этот актер весьма странным образом. Играя роль дона Дьего, он уколол себе шпагой ногу, на месте укола началась гангрена, и он умер из-за этой царапины. Он имел от своей жены шестнадцать детей, в числе которых был и знаменитый Барон-сын, с удивительным успехом игравший позднее главные роли как в трагедиях, так и в комедиях.

Мадемуазель Барон (как известно, звание «мадам» давалось только дворянкам) была не только превосходной актрисой, но еще и одной из самых красивых женщин своего времени. Когда она удостаивалась милости присутствовать во время туалета королевы-матери, то Анне Австрийской достаточно было сказать своим фрейлинам: «Сударыни, а вот и мадемуазель Барон», как все они разбегались, настолько даже самые красивые из них боялись показаться уродливыми рядом с ней. И потому, когда 7 сентября 1662 года она умерла, «Историческая муза» Лоре опубликовала посвященное ей хвалебное стихотворение, начинавшееся так:

Понес Париж и впрямь большой урон:
Преставилась актриса Ла Барон.
Столичной нашей публики кумир,
Она покинула сей бренный мир и т. д.