Людовик XIV и его век. Часть вторая

Поль Скаррон, известный куда больше удивительной судьбой своей вдовы, чем собственным талантом, был сын советника Большой палаты, прозванного Скарроном-апостолом, поскольку он без конца приводил изречения апостола Павла. По своему складу Поль Скаррон был склонен не только к поэзии, но и к мирским удовольствиям. Это был красивый малый, который мило танцевал в балетах и неизменно пребывал в превосходнейшем настроении, как вдруг его увидели несчастным скрюченным калекой, перемещающимся только в кресле, способным свободно двигать лишь пальцами и языком, которым, по словам многих, он продолжал пользоваться даже чрезмерно. Как именно пришел к нему этот внезапный недуг, никто доподлинно утверждать не может. Одни говорят, что причиной стало снадобье, которое ему дал какой-то знахарь; другие рассказывают, что из-за маскарада, в котором Скаррон появился в Ле-Мане, где он служил каноником, его бросилась преследовать толпа, и, чтобы ускользнуть от нее, он бросился в Сарту, ледяные воды которой вызвали у него этот паралич.

Наконец, он сам в стихотворном послании к г-же де Отфор объясняет свою болезнь иной причиной, ибо, по его словам:

В мои дорожные носилки запрягли,
К несчастью, слишком норовистого коня,
Чем злость его сверх всякой меры разожгли:
Он наземь дважды сбрасывал меня.
Винтом скрутилась шея бедная моя,
А после вывиха усилилась беда:
Не удается голову поднять мне никогда,
И, зол на этот мир, скорблю всечасно я.

Несмотря на свое увечье, Скаррон всегда пребывал в милейшем настроении, приказывая носить его повсюду в кресле, смеясь и паясничая везде, куда он являлся, и в разговорах с аббатом Жиро, который был правой рукой Менажа, вечно просил найти ему невесту, советуя своему уполномоченному обратить внимание прежде всего на то, чтобы женщина эта не отличалась хорошим поведением, дабы в минуту плохого настроения можно было бранить ее сколько угодно. Аббат Жиро показывал Скаррону двух или трех женщин, отвечающих подобным требованиям, но Скаррон каждый раз отвечал отказом: судьба его была предопределена.

И действительно, как раз в это самое время, пока Скаррон рифмовал свои «Выдумки капитана Бахвала» восьмисложными стихами с одной и той же рифмой, в безвестности подрастала та, которой суждено было стать его женой и удивительную и великолепную судьбу которой мы позднее проследим.

Скаррон был не только добрым гением театра, для которого он написал «Жодле» и «Смешного наследника», не только любимцем коадъютора, которому он посвятил свой «Комический роман», но еще и другом г-на де Виллара, отца маршала; г-на де Бёврона, отца герцога д’Аркура; трех Вилларсо и, наконец, всех утонченных умов Парижа.

Кроме названных нами комедий, Скаррон сочинил для театра пьесы «Дон Яфет Армянский» и «Сторож самому себе».

Позднее, когда речь у нас пойдет о его вдове, мы расскажем, как он умер.

Ничто в этом мире не происходит в один миг, и для всякого явления найдется то, что ему предшествовало. Скаррон предшествовал Мольеру, Ротру предвестия Корнеля.

Ротру, хотя он был моложе Корнеля на несколько лет, выступил раньше его и в комедии, и в трагедии; в комедии — «Кольцом забвения», в трагикомедии — «Клеаженором и Дористеей», в трагедии — «Умирающим Геркулесом». По этой причине Корнель называл Ротру своим отцом и учителем. Но, чтобы не оказаться низвергнутым с трона, Ротру после представления корнелевской «Вдовы» поспешил, хотя, по нашему мнению, несколько преждевременно, уступить этот трон своему сопернику, о чем он заявил в своих стихах, слишком красивых для того, чтобы они давали основания уличать их автора в притворной скромности.

Чтоб должное тебе воздать, а заодно и попенять,
Скажу по совести, Корнель: я боле не могу молчать!
Воистину, сколь грандиозен перечень твоих заслуг,
Когда соперник твой их подтверждает, словно друг!
К одной и той же цели нас желанье страстное ведет,
Одна любимая у нас — мы оба жаждем ею обладать;
Но близок уж тот день, когда мечтам моим конец придет,
Ведь понял я, что на ее любовь ты вправе притязать!

И подобное доказательство своего смирения дал автор «Венцеслава»! Но так уж был устроен Ротру, человек с добрым сердцем, всегда готовый на самопожертвование; он отрекся от жизни так же легко, как отрекся от славы.