Людовик XIV, или Комедия жизни

В течение зимы перья дипломатов усердно работали. Франция, Испания, Австрия и Нидерланды готовились к войне. Король английский также должен был поплатиться за двуличность своего управления. Он не был настолько благороден, чтобы вполне довериться парламенту, и благодаря наущениям Франции втянулся в войну с Голландией. Чтобы вытребовать у парламента сумму, необходимую для покрытия военных издержек, он должен был пожертвовать некоторыми из своих королевских прерогатив, но деньги, посредством которых предполагалось отнять у Генеральных Штатов их первенствующее значение на море, он постарался прокутить со своими любимцами и любовницами. Воображая, что может лавировать между парламентом и французским королем и обмануть их обоих, он и в том и в другом нажил себе злейших врагов.

Вступив в войну с Голландией, он, к своему величайшему удивлению, увидел Людовика XIV в числе своих противников. Правда, голландско-французский союз был только кажущийся, потому что Людовик никогда и не думал помогать Голландской республике и нуждался в этом союзе, как в ширме, скрывавшей его планы относительно испанских Нидерландов. Но голландцы и без содействия Людовика XIV сумели разделаться с Карлом II. В мае тысяча шестьсот шестидесятого года, в то самое время, когда Лондон едва оправлялся от страшной чумы, опустошившей его, голландский адмирал де Вит одержал блистательную победу над английским флотом, который был почти совершенно уничтожен. С этим поражением исчезла последняя тень популярности, которой еще пользовался Карл II у англичан, и ему в будущем оставалось или сделаться рабом своего парламента или сателлитом французского короля.

В это самое время Анна Австрийская тяжко заболела, физические страдания соединились с душевными муками. Король ежедневно навещал ее, был с нею ласков и любезен, но он внушал ей такой страх в последнее время, что она не решалась высказать ему своей скорби о младшем сыне. Когда болезнь настолько усилилась, что королева уже осознала безнадежность своего положения, она решилась еще раз попросить снисхождения к Филиппу и с этой целью пригласила к себе короля. Тот немедленно явился. Сиделки, дамы и доктора оставили больную наедине с королем.

— Что вам угодно, дорогая матушка? — спросил Людовик, нежно целуя ее руку.

— Милый сын мой, я хотела видеть вас, чтобы высказать вам мое последнее желание. Надеюсь, вы не откажете в просьбе умирающей матери?

— Говорите, приказывайте! Вы видите перед собой не короля, а самого покорного, почтительного сына.

— Людовик! Меня терзает мысль, что я должна умереть, не простившись с Филиппом и оставив моих сыновей в страшной вражде друг с другом!..

Король ничего не ответил. Он поспешно встал, отворил дверь и махнул рукой. Раздался шорох, шепот. В комнату вошел кто-то в военном мундире, с каской в руке. Людовик взял вошедшего за руку и подвел к постели матери. Это был герцог Орлеанский.

— Филипп, милый сын мой?!

— Матушка!..

— Каким образом ты здесь?

— Его величество был так добр, что дозволил мне оставить армию и приехать сюда.

— Благодарю тебя, Людовик! — сказала Анна Австрийская со слезами на глазах. — Я вижу, что у тебя великое, благородное сердце, которое умеет прощать! Не так ли?

Король молчал.

— Ваше величество, — сказал герцог Орлеанский, — моя вина велика, и я не смею в ней оправдываться. Но перед Богом клянусь вам, что если моя слепая ненависть внушила мне когда-то преступную мысль посягнуть на жизнь жены, то эта мысль давно, прежде чем она могла быть приведена в исполнение, была уже отвергнута мною. Это злополучное письмо было вырвано у меня в минуту гнева и опьянения!

— Но что может служить для меня ручательством, что в вашем сердце нет больше ненависти к Анне?

— Я не могу любить ее, ваше величество, не могу быть более счастливым с нею, потому что сердце ее и мысли принадлежат вам. Но клянусь, я не питаю ни малейшей злобы против Анны.

Людовик XIV подал ему руку.

— Принимаем ваши торжественные уверения и от души прощаем вас! Теперь, дорогая матушка, благословите нас! Отныне не будет больше раздора между вашими сыновьями!

Оба встали на колени у постели матери. Больная возложила руки на головы своих детей и горячо молилась.

Несколько минут длилось торжественное молчание, наконец оба брата встали.

— Теперь вам нужно отдохнуть, дорогая матушка, — сказал король. — Мы утомили вас нашей беседой.

Герцог Орлеанский тотчас же простился и ушел. Но король медлил. Казалось, он чего-то ждал.

Едва дверь затворилась за Филиппом, как послышался стук в той части стены, где находилась потайная дверь.

Больная в испуге оглянулась.

— Что это значит?! — тревожно спросила она.

— Пожалуйста, не тревожьтесь! Я сейчас объясню вам, в чем дело. Но прежде отвечайте мне с полной откровенностью на один вопрос. Не имеете ли вы каких-нибудь желаний относительно того несчастного существа, судьба которого также близка вашему сердцу?

— Разве… он жив еще? — прошептала она.

— Жизнь его в полной безопасности, хотя весьма однообразна и уединенна.

— О, если б я могла его увидеть… хоть на одну минуту!..