— Дело вот в чем, сир! Одна прелестная женщина средних лет, получившая самое религиозное воспитание, не может спокойно заснуть, пока не прослушает вечерних молитв, прочитанных одним красивым аббатом. Дама так набожна, что проводит в этом похвальном занятии несколько часов каждый вечер, тщательно запираясь от любопытных взоров в своей спальне. Но однажды случилось, что некая молодая шалунья пробралась в комнату этой знатной дамы, спряталась под стол и была невидимой свидетельницей презабавной сцены. Аббат вместо того, чтобы приняться за чтение молитв, сел на диван около хорошенькой женщины, нежно обнял ее и стал шептать слова любви!
Людовик XIV от души смеялся:
— Очень пикантный анекдот! Ну, Мольер, мы уверены, что вы знаете, кто были эта знатная дама и благочестивый аббат!
— Да, ваше величество! Герцогиня Лонгевиль и аббат Ла-Рокетт!
— А под столом сидела Нинон де Ланкло! Не так ли?
— Да! — ответил изумленный Мольер.
— Она вам ничего больше не рассказывала?
— Ни слова!
— Знаете что, Мольер! Нинон — превосходная женщина!..
Король несколько минут ходил в задумчивости.
— Вы незнакомы с вдовой Скаррон? — вдруг спросил он.
— Как же, знаком! Я даже пришел к вашему величеству с целью передать ее прошение о пенсии!..
— С какой стати вы принимаете в ней участие? — нахмурился король.
— Я был приятелем ее покойного мужа!
— Вот как! Мы этого не знали! Дайте сюда прошение.
Король внимательно прочел поданную бумагу.
— Послушайте, Мольер, мы хотели возложить на вас небольшое поручение.
— Я сочту это за величайшую милость! — проговорил обрадованный Мольер.
— В сумерках вы отправитесь к вдове Скаррон и скажете ей, что мы читали ее прошение и передали Кольберу с тем, чтобы он разузнал, действительно ли Скаррон нуждается в денежном пособии и что на основании нашего приказания министр приглашает ее явиться к нему сегодня же вечером. Вы проводите Скаррон к левому флигелю, где вас будет ожидать Мараметт, которого вы и приведете прямо в эту комнату.
— Все будет исполнено в точности, ваше величество.
Едва наступили сумерки, как Мольер звонил уже у подъезда вдовы Скаррон. В домике началась суматоха, слышно было, как бегали взад и вперед. Наконец дверь отворила сама Франсуаза.
— Ах! Это вы, господин Мольер! Как вы хлопочете для меня! Да благословит вас Бог за ваше доброе сердце! Что, безуспешно?
— Напротив, я пришел к вам с доброй вестью! Одевайтесь скорей и пойдемте к Кольберу!
— Разве… мое прошение принято?.. — проговорила она, бледнея.
— Это будет зависеть от вашего разговора с Кольбером. Однако, пойдемте скорее! У этих господ нет свободного времени.
Франсуаза поспешила одеться, и через несколько минут они отправились. Скаррон была так поглощена мыслью о предстоящем свидании с министром, что и не заметила, как они миновали целый ряд темных улиц и подошли к Лувру. Она опомнилась только в ту минуту, когда очутилась в высокой, ярко освещенной комнате.
— Пожалуйста, господин Мольер! — раздался голос Мараметта. — А вы, сударыня, останьтесь здесь, вас позовут, когда будет нужно!
Франсуаза осталась одна. Сердце ее сильно билось… Боже! Неужели она будет говорить с Кольбером? С тем самым Кольбером, гибель которого замышляли ее друзья!..
А что, если ей расставлена ловушка? Если в это самое время у нее в доме производится обыск? Там найдут патера Лашеза и массу компрометирующих бумаг, писем… Холодный пот выступил у нее на лбу…
— Пожалуйста, вас просят! — раздался тот же голос.
Франсуаза очнулась. Она поспешно встала, но едва держалась на ногах. Мараметт отворил настежь дверь в соседнюю комнату, и — великий Боже! Не сон ли это?.. — Франсуаза очутилась перед лицом самого Людовика XIV.
Несколько минут длилось молчание. Король внимательно осматривал просительницу.
— Вдова Скаррон?
— Точно так, ваше величество!
— На какие средства вы жили после смерти вашего мужа?
— Мне помогают друзья.
— Неужели вам, здоровой, молодой женщине, не совестно жить подаяниями ваших друзей?
— Не только совестно, сир, но в высшей степени унизительно! Принимая пособия, я становлюсь зависимой от моих благодетелей в нравственном отношении — и должна разделять их принципы, убеждения, даже если вовсе не сочувствую им…
— И потому вы, чувствуя наконец угрызения совести, решились освободиться от тлетворного влияния ваших друзей и обратились за милостыней к нам?..
Скаррон побледнела.
— Я не понимаю, на что ваше величество намекаете.
— Будто бы? Мы хотим спросить, не раскаиваетесь ли вы в тех благочестивых предприятиях, ради которых ваши благородные друзья дают вам подачки?
— Я никогда не думала, — проговорила Франсуаза дрожащим голосом, — что короли, которые стоят на такой недосягаемой высоте, имеют время и охоту издеваться над несчастными бедняками, которые обращаются к их милосердию!.. Позвольте мне удалиться!..
Она хотела поклониться, но зашаталась и почти без чувств упала к ногам Людовика XIV.