Людовик XIV, или Комедия жизни

Наступил Новый год. Король, раздавая щедрой рукой милости, не забыл также и своего любимца Мольера и назначил ему огромную ежегодную пенсию в 7000 ливров. В другое время эта царская милость глубоко тронула и обрадовала бы Мольера, но теперь ничто не могло вывести его из состояния тяжелого душевного оцепенения. Ничто не интересовало и не занимало его, кроме мысли о неверной жене. Он страшно терзался раскаянием, что так жестоко поступил с нею, заставил ее искать приюта под чужим кровом и, может быть, сам бросил ее в объятия порока. Он чувствовал, что без Арманды жизнь не имеет для него никакой прелести. Все стало пусто, холодно, бесцветно.

Бедняга и не подозревал, какие печальные перипетии пришлось испытать его легкомысленной жене, потому что никто из его друзей не смел и заикнуться об Арманде. Лорен давно уже бросил ее, в угоду ему директор театра Бурзольт, в труппу которого она поступила, стал давать ей последние роли, и она, униженная, отвергнутая, опозоренная, переживала самые тяжкие минуты. О, если бы он знал все это — он бросился бы к ее ногам и стал умолять о прощении!..

Удрученный воспоминаниями о жене, Мольер закрыл лицо руками и горько зарыдал. Чья-то рука робко дотронулась до его плеча. Мольер быстро обернулся. Боже!.. Неужели это не призрак?.. Перед ним стояла Арманда, бледная, изнуренная! Она как тень проскользнула в комнату и смотрела на мужа своими чудными глазами, в которых блестели слезы.

Он вскрикнул и протянул ей руки. Арманда упала к нему на грудь.

— Прости… сжалься надо мной… — шептала она.

Мольер был великодушен, как все великие люди: он простил ее!

Как ни был ограничен Филипп Орлеанский, но все же от его внимания не могло ускользнуть то обстоятельство, что он играл весьма жалкую роль в Версале. Это тем более раздражало его, что герцогиня, напротив, находилась, по-видимому, совершенно в своей сфере, что мало-помалу она сделалась даже царицей всех этих блестящих, волшебных празднеств. Незаметно герцог стал удаляться от версальских увеселений, проводил большую часть времени в Сен-Клу или в Париже, но Анна никогда не сопровождала его. Всегда находились тысячи извинений, предлогов, причин, мешавших ей сопровождать мужа, а тому было слишком памятно энергичное заступничество короля, чтобы прибегнуть еще раз к каким-нибудь принудительным мерам. Между тем подозрения его нисколько не рассеялись после объяснения с Людовиком XIV, напротив, ревность его росла вместе с красотой и веселостью Анны. Он был убежден, что жена неверна ему, но, к несчастью, не имел никакой возможности убедиться в этом.

Сначала он обратился со своими жалобами к королеве-матери, та успокаивала, утешала его, но, разумеется, не могла оказать ему существенной помощи.

Потерпев такую же неудачу у де Гиша и д’Эфиа, которые убедились наконец, что для них будет гораздо полезнее заслужить благоволение всемогущего монарха, чем покровительство бессильного, бесхарактерного герцога Орлеанского, он решился снова обратиться к своему прежнему любимцу и помощнику — Лорену, который все еще находился в опале.

Герцог велел пригласить шевалье в свой кабинет. Тот немедленно явился.

— Лорен! Я очень несчастлив! Эта адская жизнь в Версале заставит меня наконец совершить такой поступок, который навеки погубит меня!

Лорен усмехнулся:

— Верно, вы очень недовольны, если решаетесь обратиться за советом к такой презренной личности, как я!

— Неужели ты еще сердишься? Разве тебе мало, что я сознаю свою несправедливость и глубоко сожалею о ней?

— Я не чувствую никакой злобы против вас и готов забыть все оскорбления, но, признаюсь, мне очень тяжело сознавать, что всякий злонамеренный человек может подорвать ваше доверие ко мне!

— Ну полно вспоминать прошлое! Если хочешь, то я, герцог Орлеанский, готов просить прощения у тебя! Давай руку и будем по-прежнему друзьями! Посоветуй мне, что делать, как выйти из этого ужасного положения, в котором я нахожусь.

— Вы имели в руках все средства, чтобы улучшить свое положение, сделаться, может быть, самому повелителем Франции, и вы добровольно упустили их. Вместо того чтобы воспользоваться ненавистью принцессы Анны к королю и взять ее в свои руки, вы сами подчинились ее влиянию и не замечали того, что, чем больше вы преклонялись перед ней, тем с большим презрением она относилась к вам. Видя, что вы совершенно не способны исполнить ее мстительные планы, она все больше и больше удалялась от вас. Между тем король открыто ухаживал за ней, оказывал самое утонченное внимание, ненависть ее таяла, как снег под жгучими лучами солнца, и наконец она сочла за лучшее совсем перейти на его сторону. Теперь едва ли есть для кого-нибудь сомнение, в каких отношениях находится герцогиня с королем!

— О! Какое унижение знать все это и не иметь возможности отомстить за свое поруганное имя!.. Друг мой, посоветуй, что мне делать! На тебя вся моя надежда!

— Когда потеряна благоприятная минута, трудно придумать какой-нибудь план.