Людовик XIV, или Комедия жизни

— Де Ментенон?! — Король снова нагнулся над картой. — У нас, где-то тут за Версалем, по дороге к Шартру, есть поместье… Верно! Вот оно, у Энернона! Место чудесное и в двух часах езды от Версаля! Мы можем обедать у вас, маркиза, а к вечеру быть в «Бычьем глазе». Поместье называется Ментенон, и Скаррон действительно может назваться мадам де Ментенон, право, отличная мысль! Затем, до свидания! У меня еще много дел! Завтра утром, маркиза, вы должны выехать, пишите нам чаще, при малейшей возможности я сам взгляну, как вы устроились. Мадам де Ментенон найдет свой дворянский диплом в вашем новом местопребывании.

— Адью, адью!

Король дернул звонок, поцеловал маркизе руку и вошел в смежную комнату, где его ждал Фейльад.

— Все хорошо, Фейльад. Я развязал себе руки. Позаботьтесь, чтобы мое поместье Maintenon было готово к приезду маркизы, переговорите обо всем, что надо, с де Брезе и Кольбером. Маркиза будет там не позже завтрашнего вечера. Скаррон с нею — я сделал ее мадам де Ментенон. Полагаю, что это новое звание несколько охладит ее рвение к интригам королевы.

Как только маркиза уедет, вы уведомите герцогиню Лавальер, что я буду очень рад видеть ее снова при дворе. Можете подать ей некоторые надежды, только самые умеренные, понимаете?! Ну а пока долой все эти женские истории!

— Скаррон пожалована дворянством, Лавальер возвращена! — ворчал, выходя, маршал. — Король трусит перед принцессой Орлеанской.

Пока парижане ломали себе головы над неожиданным союзом против Франции, а тонкие политики приписывали неблагодарность Карла II влиянию его сестры Анны Орлеанской или преимущественно матери, вдовствующей королеве Генриетте Английской, Мольер давал на сцене Пале-Рояля при огромном стечении публики новую пьесу «Жорж Данден», сюжет которой был взят из действительной жизни.

Данден, богатый буржуа, женится на кокетке из старинного дворянского двора — Анжелике де Сомервиль и вместо приданого берет за женой ее отца и мать — старых, напыщенных аристократов. Супружество скоро оказывается неудачным, и при каждой новой стычке, при каждом обстоятельстве, показывающем всю прелесть неравного брака, бедный Данден повторяет с тупым отчаянием: «Ты этого хотел, Данден!».

Король присутствовал на втором представлении и от души хохотал над бедным мужем. «Жорж Данден» стал любимцем парижан. В это самое время прибыли из Лотарингии принц и принцесса Орлеанские и остановились в Люксембурге. Вместо обычного визита королю они отправили в Версаль графа Таранна с известием о своем приезде, приказав ему объявить и коменданту Бастилии, чтобы он приготовился принять через несколько дней государственных преступников: шевалье д’Эфиа и графиню Марсан.

В первый же вечер своего приезда принц и принцесса были на представлении «Жоржа Дандена». Прошел день, другой, а герцогская чета и не думала о посещении Версаля, будто вовсе и не принадлежала ни ко двору, ни к фамилии Бурбонов. Раздраженный король прислал наконец приказание Орлеанам явиться в Версаль.

Принц Филипп стал достойным учеником своей дипломатической супруги: теперь они отлично понимали друг друга и ехали в Версаль спокойно, совершенно как на праздник. С веселыми, довольными лицами вошли они в «Бычьем глазе», здесь встретил их гофмаршал де Брезе, сильно расстроенный, и проводил вместо королевской залы, где обыкновенно давались аудиенции, в небольшую гостиную. Здесь ждал их Фейльад. Такой же пасмурный, он отворил Орлеанам дверь в кабинет короля.

Боялся ли Людовик встречи со своим бывшим другом и поверенной, или же, как монарх и глава фамилии, хотел сделать герцогской чете официальный выговор, но только он был не один. Он принимал Орлеанов в присутствии Кольбера, Лувуа и графа Сервиена.

— Вы, кажется, считаете совершенно излишним, — строго обратился он к Филиппу, — явиться к нам для разъяснения того, что случилось в Лотарингии, и для оправдания вашего собственного двусмысленного участия в этом деле?

— Не сомневайтесь, государь, — холодно возразил Филипп, — что я поступил бы совершенно иначе, если бы дела шли прежним порядком. Но при нынешнем положении вещей, как мне, так и герцогине, казалось совершенно невозможным вмешиваться в дальнейшие решения вашего величества. Доводы, представленные мне по этому случаю принцессой, были тем более убедительны, что ей была известна ваша прежняя политика, государь!

— Прежняя политика? Это еще что такое? Полагаю, у нас была и есть одна только политика: слава и величие Франции!..

— Мы совершенно были убеждены в этом до самого взятия Лилля, — с низким поклоном начала Анна Орлеанская, — но с тех пор все так странно изменилось, случилось много такого…

— Да, герцогиня, случилось неслыханное, отвратительное дело, беда, поразившая нас нежданно-негаданно!

— Неожиданно для вас, государь, может быть, но не для меня. Меня неожиданно поразило то, что король Людовик перешел в ряды тех самых врагов, с которым бился во Фландрии и при Гегенау!

Все отступили в удивлении при этих смелых словах. Людовик вспыхнул.