Людовик XV и его эпоха

Наконец, Людовик XV приказал передать дело об иезуитах в свой Совет; но парламент, видя, что дело ускользает из его рук, после заседания, продолжавшегося пятнадцать часов, признал перенесение дел в высшее судебное место злоупотреблением. Аббат Терре был того мнения, что можно допустить этот перенос дела о постановлениях ордена в Совет. Напротив того, аббат де Шовелен, дышавший ненавистью и злой, как обыкновенно бывают горбуны (ибо он был горбат), был того мнения, что этот перенос надобно отвергнуть. Лаверди поддержал аббата де Шовелена, который писал оба рапорта о постановлениях иезуитов.

Однако же король инстинктивно чувствовал, что уничтожить орден иезуитов, преследуемый парламентом, философами и придворными дамами и, напротив, поддерживаемый дофином, значило нанести страшный удар религии и, следовательно, монархии.

Как все слабохарактерные люди, он избрал середину и приказал написать в Рим, с тем чтобы спросить главного начальника ордена, не согласится ли он на некоторые изменения устава ордена иезуитов; но последний с преданностью воле Божьей и с твердостью древних мучеников, отвечал:

Sint ut sunt, autnon sint, т.е. «Пусть они остаются, как есть; или пусть их совсем не будет».

Глава ордена лучше желал, чтоб здание совершенно разрушилось, нежели чтоб из него вынули хотя бы один камень. И здание рушилось!

6 августа 1762 года парламент утвердил свой приговор.

Этим приговором общество иезуитов во Франции уничтожалось; запрещалось иезуитам: носить орденское платье, жить в повиновении как главе ордена, так и другим своим начальникам; иметь какую бы то ни было с ними переписку прямо или не прямо; им повелевалось выехать из домов, принадлежавших ордену, и запрещалось жить вместе, с обещанием назначить каждому из них по их просьбе денежные вспоможения, необходимые для прокормления; наконец, им запрещалось владеть канониками, церковными имениями, занимать кафедру или какую-нибудь должность.

Этот приговор был образцом для всех провинциальных парламентов, которые, в свою очередь, также изгнали иезуитов из своего ведомства.

Впоследствии приговором 9 марта 1764 года изгнаны были из Франции те иезуиты, которые отказались дать клятву, предписанную приговором.

Наконец, указом короля, данным в ноябре 1764 года, орден иезуитов во Франции был совершенно уничтожен.

Тогда уже не только провинциальные парламенты последовали примеру парламента Парижского, но также Испания, Неаполь и Парма последовали примеру Франции.

В продолжение этого времени смерть похитила несколько особ королевской фамилии. Прекрасная принцесса, вышедшая замуж за инфанта герцога Пармского, приехала из Италии для свидания со своим братом в Версаль. Людовик XV не смел подвергнуть детей своих тому опыту, которому подверг герцог Орлеанский своих. Оспа всегда свирепствовала, по выражению св. Писания, «яко лев, ищай кого поглотити». Юная принцесса впала в ее убийственные руки, и менее чем в восемь дней она умерла, с лицом, истерзанным огненными ее когтями.

5 марта 1760 года умерла в свою очередь принцесса Конде, старинный друг короля, которую он сорок лет тому назад велел изобразить на картине занимающейся вместе с ним охотой на быстром коне рыжего цвета, с волосами, распущенными, как у богини Дианы.

23 июля заплатил дань свою природе граф де Шароле, о котором король нимало не сожалел: это был жестокий охотник на людей, который, получив в наследство пищаль Карла IX, стрелял в кровельщиков по крышам и делал свои наблюдения над предсмертными муками этих несчастных. Он кончил тем, что жил в лесах и не являлся более ко двору.

22 марта 1761 года умер его высочество дофин, герцог Бургундский (это имя было пагубно для дофинов, носивших его); ему было только десять лет. Со смертью его герцог Беррийский сделался наследником престола. Это был прекрасный ребенок, с добрым сердцем, с хорошими направлениями. Однажды один из его товарищей, с которым он играл, толкнул его; он упал и сильно ушиб себе ногу. Не желая ничего сказать из опасения, чтоб не побранили того, кто был виновником его ушиба, он умер от нарыва, образовавшегося вскоре от этого ушиба у него на ноге. Эта потеря была тяжелым испытанием для Людовика XV; король любил его, как только дед может любить своего внука.

После кончины герцога Беррийского король думал, что смертные случаи между близкими его сердцу уже кончились: как вдруг к нему приходят с извещением, что маркиза Помпадур умирает.

Такое известие тем более поразило короля, что он еще накануне виделся с нею.

Причиной этой неожиданности для него было то, что маркиза Помпадур, для которой нравиться королю было первой обязанностью, — скажу даже, самым высшим долгом, — заботилась только об одном: скрывать от короля свои страдания.

Но чем же страдала маркиза Помпадур?

Была ли это одна из тех женских болезней, которые иногда бывают так тяжки и неизлечимы? Или это был, как думала госпожа де Вентимиль, как думала госпожа де Шатору, как думала, наконец, она сама, яд — средство против жизни столь же верное и еще скорее ведущее к цели?