Людовик XV и его эпоха

Имея тихий и кроткий нрав, без гордости и честолюбия, не сведущая в делах государства, неспособная на ложь и обман, ненавидящая сплетни и интриги, она была чрезвычайно полезна и необходима для хитрого и коварного министра!.. И только по прошествии нескольких десятков лет она была оправдана в том мнении, которое имели о ней ее современники: будучи фавориткой короля, она любила его потому, что он был любезнейший и красивейший из всех лиц своего двора и своего королевства. Стараясь, по мере возможности, любить его втайне, она никогда не желала воспользоваться его к ней благорасположением. В продолжение всего того времени, покуда продолжалась эта королевская к ней милость, она ни разу не просила чего-либо для себя или для своих родственников и всегда довольствовалась теми малыми подарками короля, которые даже самый простой гражданин постыдился бы сделать своей возлюбленной. Делая долги для своего туалета, который был всегда изыскан, платя из своего собственного кармана за все издержки на различные удовольствия, в которых король принимал участие, она была так мало требовательна, что не имела даже приличной обстановки в своей квартире, так что в 1741 году, то есть спустя девять лет после связи своей с королем, у нее не было ни канделябров, ни приличных подсвечников, ни серебряных игорных марок для принятия своего августейшего обожателя, когда он приезжал к ней играть в карты. При таких обстоятельствах она принуждена была всегда прибегать с просьбой к своим соседям, которые охотно давали всегда ей на подержание вещи, недостающие в ее квартире.

Два человека в особенности восставали против этой интриги: де Мальи и маркиз Нель, то есть отец и муж.

Мужу приказано было, по королевскому повелению, прекратить всякое сношение со своей женой. Отца же, дела которого находились в весьма расстроенном состоянии, заставили молчать тем, что дали ему в единовременное пособие 500 000 ливров.

За некоторое время до описываемых нами событий, то есть в январе (21-го числа) 1732 года, в Версале подписан был брачный договор принцессы Шартрской с принцем Конти, которые на другой же день (22 января) были обвенчаны кардиналом Роганом.

Этот принц Конти был сыном того знаменитого Конти, о котором мы не раз уже говорили и который, скончавшись в 1727 году, оставил преемником своих имений, своих должностей и своего имени графа де ла Марша.

Спустя несколько дней мать принца Конти, принцесса Мария-Терезия Конде-Бурбонская, постоянно ссорившаяся со своим сыном и в продолжение этой ссоры продолжавшая, однако, строить свой роскошный отель, умерла на семидесятом году жизни.

Из рода Конти осталось всего только два лица – принц Конти, только что женившийся, и дядя его, великий приор, известный своим умом и своей ученостью.

Этот принц был человеком храбрым, решительным, обходительным, любезным, чрезвычайно живым и расточительным. Однажды конюх его пришел ему доложить, что у лошадей нет в конюшне ни сена, ни овса. Взбесившись из-за такой беззаботности своего управляющего, принц позвал его к себе. Управляющий свалил вину на казначея. Принц велел позвать к себе своего казначея, который донес, что в сундуках его светлости денег нет никаких и что поставщик лошадиного фуража не согласен отпускать свой товар без денег.

Случай был довольно важный. Принцу на этот раз пришлось в первый раз призадуматься.

Подумав немного, он спросил своего казначея:

– А кто нам верит еще в долг?

– Никто, ваша светлость, исключая поставщика дичи, – отвечал казначей.

– Так прикажите тогда дать моим лошадям пулярок и рябчиков, – сказал принц.

2 июня происходило крещение новорожденного герцога Шартрского. Восприемники его, король и королева, дали ему имя Людовик-Филипп.

Это был тот самый принц, который, будучи отцом Филиппа-Эгалите и дедом короля Людовика-Филиппа, вступил в законный брак с прекрасной Анжеликой Монтессон.

Просим припомнить читателя, что в предыдущей главе мы говорили о чудесах, будто бы совершавшихся над могилой дьякона Париса, следствием чего стали большие беспорядки.

1732 год был действительно замечательным годом по религиозным распрям и несогласиям.

Флери решил положить конец этим беспорядкам, на которые бывший первый государственный министр как принц королевской крови не так много обращал внимания, но которые должны были очень заботить первого министра, его преемника, носившего вместе с тем титул кардинала. Флери не был человеком, который бы решился действовать по методу Людовика XIV или Ришелье. Он был сульпиец7 и, следовательно, враг янсенистов. Имея тихий и кроткий характер, он не мог позволить себе жестокое гонение и преследование враждебной секты. Поэтому он назначил духовный совет, в котором приказал обсудить внимательно положение дел галликанской церкви… Как бы то ни было, борьба с янсенистами была делом нелегким: к этой секте принадлежали весь парламент и некоторые знатнейшие особы королевского двора.