Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света

Интересна характеристика, данная графом Ла Розе своему воспитаннику, когда тот достиг совершеннолетия и воспитатель вышел в отставку: «Кронпринц умел и очень талантлив, он многому научился, и у него даже сейчас знания, которые выходят за пределы желаемого. У него очень богатая фантазия, которую я редко встречал у его ровесников. Но он подвержен вспыльчивости. Больше чем сильно развитое своеволие указывает на упрямство, которое он, возможно, унаследовал от деда, и оно будет преодолено лишь с большим трудом»^{28}.

С графом у Людвига всё-таки сложились дружеские и доверительные отношения. Возможно, если бы воспитатель оставался при Людвиге подольше, он сумел бы уберечь короля от… самого себя. Но всего лишь через месяц после вступления на престол Людвиг узнал, что Ла Розе тяжело заболел. 11 апреля 1864 года, предчувствуя его скорый конец, молодой король писал Сибилле фон Леонрод: «Это будет не только страшным ударом для его семьи, но мне также будет жаль, потому что он был для нас добрым другом и советчиком»^{29}. 15 апреля Ла Розе не стало. Король успел проститься с графом, тот умер фактически на его руках, и Людвиг еще некоторое время оставался с семьей своего бывшего воспитателя, чтобы поддержать всех в общем горе…

Итак, что можно сказать о подготовке юного Людвига к взрослой, королевской жизни? Как известно, запретный плод сладок. С одной стороны, чем больше сам Максимилиан II или граф Ла Розе старались обуздать мечтательный нрав наследника престола, тем сильнее мальчик замыкался в себе и противопоставлял скучным приземленным занятиям сказочный и романтический мир своих мечтаний. С другой стороны, рассказы о «короле-солнце», которые он слышал от графа Ла Розе, стали семенами, упавшими на благодатную почву: Людвиг стал видеть себя абсолютным монархом и требовать от ближайших подданных соответствующего поклонения, кое с детства ему и выказывалось и к коему он привык, еще даже не вступив на престол.

Беда заключалась в том, что и «возвышенная страна грез», и исторические рассказы об абсолютной королевской власти, и солдатская муштра — всё было одинаково далеко от реальной жизни, в которой предстояло действовать нашему герою. Никто не объяснил мальчику, что маленькая Бавария — не блестящая Франция, что время героических подвигов и абсолютной монархии безвозвратно миновало, что наступил прагматичный XIX век, ставящий под сомнение все возвышенные идеалы, что, наконец, баварский король — это не более чем номинальная должность в государственном аппарате конституционной монархии.

Но и родители, и воспитатели, и ближайшее окружение принца поступали наоборот; во многом именно они сделали Людвига таким, каким он стал впоследствии.

Уже после смерти баварского короля германский канцлер князь Отто фон Бисмарк подверг критике такие педагогические приемы: «Если бы воспитание короля Людвига было доверено не оторванным от жизни профессорам и иностранным преподавателям, а немецким офицерам, тогда король остановился бы, вероятно, на земле, от которой он происходил, и не заблудился бы в облаках туманного Парнаса…»^{30}

Тот же упрек можно обратить и к Людвигу I. Несмотря на его любовь к внуку, их общение сводилось к нерегулярным встречам в Мюнхене, а вскоре частые отъезды экс-короля за границу вообще не оставили времени для личных контактов. Оставались письма. Дед и внук переписывались регулярно; задушевный тон писем говорил о глубокой и искренней взаимной привязанности. Но для Людвига-младшего переписки было явно недостаточно. И если Людвиг I, можно сказать, гордился внуком на расстоянии, то для взрослевшего юноши дед вскоре превратился в героя исторической хроники, в пример для подражания; но в часы, когда становилось особенно тоскливо и одиноко, нельзя было поплакать у него на груди.

Можно сказать, что Людвиг с детства не столько действительно любил, сколько заставил себя полюбить одиночество; наедине с собой ему было гораздо комфортнее, чем в душной атмосфере чуждого ему двора. И не его вина, что он, как мог, сопротивлялся насилию над своей душой и упорно продолжал настаивать на собственных идеалах, вознамерившись в одиночку изменить весь мир.