Читаем Люфтваффельники полностью

Все остальное время Пим пытался спать «где придется», и читать книжки «какие попадутся». Он оставлял устойчивое впечатление умудренного жизнью старца, который молча и степенно созерцает окружающий мир, стараясь даже звуком своего голоса не нарушать установившуюся вокруг него гармонию.

Пим всегда наблюдал за суетой остальных курсантов с некой философской отрешенностью, заранее прощая всем нам любые попытки подтрунивать, неуклюже подшутить или откровенно поглумиться над ним. Пим всегда с молчаливым достоинством сносил все шутки и подколки, направленные в его адрес, независимо от степени их остроты и навязчивости, абсолютно на них не реагируя, и только легкая улыбка никогда не сходила с его доброго лица.

Итак, абсолютно реальный случай — 2-й курс обучения, лето, ночь, рота сладко спит. Курсант нашего 45-го отделения Эдвард Серобян (Армения) стоит в суточном наряде на тумбочке дневального и, откровенно скучая от безделья, чувствует, что явно проигрывает в постоянной и неравной борьбе с неумолимо накатывающим сном, поэтому решает немного взбодриться.

Он, отчаянно зевая и сладко потягиваясь, оставляет тумбочку дневального на «автопилот» — тоесть, просто и тупо оставляет, что в принципе категорически запрещено по всем статьям Устава, подходит к кровати мирно спящего Пима, некоторое время осторожно тормошит его и вежливо просит оказать дружескую услугу.

— Пим, Пимушка, дружище дорогой, будь добр, дай трусы, пожалуйста, в самоход сходить надо. Хочу на свою девушку впечатление произвести.

Пим не просыпаясь и не открывая глаз и абсолютно не вникая в абсурдность ситуации, безмолвно стаскивает с себя синие казенные трусы семейной модели и протягивает их Эдику.

Получив желаемое, довольный Эдвард, ухмыляясь ослепительно белозубой улыбкой, прячет трусы Пима под матрас его же собственной кровати и с чувством выполненного долга, а так же — заготовленной на утро потенциально гарантированной «развлекухи», идет достаивать положенное время на тумбочку дневального.

Утро не заставило себя ждать и наступило строго по расписанию. В спальном помещении казармы зажигается освещение и звучит зычная команда старшины роты.

— «Рота подъем, выходи строиться на утреннюю зарядку! Форма одежды номер «Раз» — трусы и сапоги.

Естественно, все ребята быстренько вскакивают с кроватей, шустро мотают портянки, натягивают тяжеленные сапоги и бегут строиться на «взлетке» в центральном коридоре.

Выбежали, построились, стоим, ждем новых распоряжений и ценных указаний. Старшина роты нетерпеливо прохаживается вдоль строя курсантов, грозными, но шутливыми окриками подгоняя отстающих и замешкавшихся ребят.

Вдруг из спального помещения 45-го классного отделения неспеша выползает невозмутимый Пим, из одежды — одни сапоги и спокойненько становится в строй на свое законное место, всем своим невозмутимым видом показывая, что ничего особенного не происходит, и он готов принять самое активное участие в ежедневном утреннем оздоровлении курсантских организмов.

Увидев несколько неожиданное явление Пима широкой публике, весь личный состав роты естественно моментально заходится в приступе неудержимого хохота, постепенно переходящего в громогласное и дружное лошадиное ржание.

Старшина роты Игорь Мерзлов, который только приготовился подать команду: «Рота, направо, на улицу шагом марш!», поперхнулся на первом же слоге команды от искреннего изумления.

Несомненно, увиденная картина голозадого бойца его сильно поразила и несколько озадачила. Старшина сделал пару безуспешных попыток прокомментировать увиденное, но издал лишь булькающие нечленораздельные всхлипывания, комично хлопая при этом широко раскрытыми глазами. А курсанты продолжают откровенно ржать. Утро удалось, настроение у всех было соответствующее.

Старшина Мерзлов подходит к Пиму максимально ближе, еще раз внимательно его осматривает с ног до головы, и запредельно выпучив свои наливающиеся кровью глаза, старательно пытается собраться с разбежавшимися мыслями. Всем заметно, что от невозможности правильно воспринять ситуацию из-за ее изначальной нереальности и абсурдности, Игорю Мерзлову нелегко подобрать правильные слова. Глубоко вздохнув и мобилизовав все свое самообладание, старшина ласково и нежно задает сакраментальный вопрос:

— Павлюков, а трусы то где?

Пим равнодушно пожимает плечами, продолжая стоять в строю роты и отрешенно смотреть в затылок впередистоящего товарища. При этом он не издает ни единого звука, а толпа естественно продолжает хохотать уже не переставая — без малейшего перерыва на вдох и выдох.

Вместе со всеми откровенно веселится от души подпирающий тумбочку дневального курсант Серобян. Шутка явно удалась, курсантам уже естественно не до утренней зарядки. День начался с позитива, а это дорогого стоит. Смех, как всем известно, активизирует кислородный обмен и продлевает жизнь. Спасибо, тебе Эдвард, за хорошую порцию смеха.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное