Читаем Люфтваффельники полностью

Наконец, частично стравив пар и завершая монолог из репертуара театра одного актера, гаденько улыбаясь, Пиночет вежливо и членораздельно обратился к Федору, который понуро стоял перед строем курсантов, не выпуская сумки из своих рук. Было заметно, что курсанта терзают муки совести — подвел товарищей! Вай-вай-вай, как нехорошо!

— Ну, и как же ты просочился мимо наряда? Ась, любезный! Каску-невидимку надел или в масхалат закутался? А может еще и портянки-скороходы намотал, чтобы быстрее обернуться? Хе-хе!

Фахраддин сверкнув угольными глазами на полковника, убедительно рявкнул.

— В акно прыгнуль! Магу еще раз… и сколька нада прыгнуть!

Учитывая, что казарму строили пленные немцы, и потолки были по 5-ть метров, то и второй этаж здания был достаточно высокий, поэтому прыгать из окна было весьма проблематично …и даже опасно, независимо от времени года, включая снежную зиму.

Пиночет был опытный цербер, словам не верил, а верил только своим глазам. Не переставая многообещающе гаденько улыбаться, комбат кивает головой.

— Пойдем, покажешь!

Мирзалиев уверенно заходит в спальное помещение 45-го классного отделения. По пути, он ненавязчиво оставляет сумки на полу между кроватей и подходит к окну. Комбат и командир роты следуют за ним, остальные курсанты чуть сзади. Сумки тем временем скоропостижно испаряются из спального помещения и бесследно исчезают в необъятных недрах сушилки (от греха подальше). Коперфильд стыдливо отдыхает и завистливо кусает губы. Вуа-ля!

Федя абсолютно спокоен, более того, он — молодец, ибо не оставляет попытку вывести из под удара, ребят из состава суточного наряда. Его любовные утехи прошли на «ура» и курсант Мирзалиев готов самолично сидеть в камере гауптвахты сколько угодно длительное время — хоть до самого выпуска из училища и до получения золотых лейтенантских погон. А ребята тут совсем не причем, правда-правда!

Крепкий азербайджанский парень скалится бессовестной белозубой улыбкой. Сейчас он подойдет к окну, заберется на широченный подоконник, откроет фрамугу и выбросится из казармы хоть десять раз подряд, не вопрос… хоть, головой вниз, хвала Всевышнему, сугробов предостаточно…

По мере приближения к окну, улыбка Феди начала самопроизвольно скукоживаться, на лицо опустилась тень глубокой задумчивости, а лоб прорезала глубокая морщина неприкрытого недоумения. Уперевшись лбом в закрытое окно, Фахраддин капитально задумался. А задуматься был повод весьма основательный! Окно было наглухо заклеено широкими полосками бумаги по всему периметру фрамуги. (как же иначе — зима на дворе, куда деваться) Пипец! Приехали! Комбат, гаденько хихикая, мягко поинтересовался.

— Ну?! Сквозь стекло просочился, Хам СамДурак ибн Мирзалиев Фахраддин Хоттабович, да?

Федя внимательно и скрупулезно осмотрел окно, старательно почесал свою иссиня-черную шевелюру и уже не столь уверенно пробормотал.

— Я из другого акна прыгаль… из калидора… возле туалет-та.

Услышав эту фразу, сержант Гнедовский мгновенно и бесшумно испарился из-за спины капитана Нахрена и из спального помещения казармы тоже. Вскоре все, кто присутствовал на «следственном эксперименте» услышали характерный треск рвущейся бумаги — в коридоре у туалета открылось окно. Комбат «рэксом» поспешил на шум в коридоре, следом побежали Нахрен, Федя и все остальные курсанты. Все, но не все! Лелик Пономарев побежал на улицу…

Ворвавшись в коридор, Пиночет обнаружил полуоткрытое окно возле двери туалета. Фахраддин же обрадовано воскликнул.

— Вот! Из этава акна пригнуль!

Комбат подбежал к окну… и сразу ринулся в туалет. Проведя обыск в лучших традициях царской охранки, в кабинке на крайнем очке, полковник Серов обнаружил сержанта Гнедовского, который мирно сидел со спущенными штанишками и увлеченно читал газету «Красная звезда» двухмесячной давности. Пиночет громко скрипнул зубами с досады и ничего не сказав, вышел из туалета, раздраженно хлопнув дверью.

В это время, стоя у полуоткрытого окошка, я выглянул вниз и увидел Лелика Пономарева, который энергично топтался и ползал в девственно чистом сугробе прямо под стеной казармы, оставляя характерные следы и создавая иллюзию, что в снег кто-то прыгал …именно из этого окна.

Оттолкнув меня от окна, Пиночет высунулся по пояс и заметил спину Лелика, который уже успел скрыться за углом здания. Полковник пришел бешенство.

— Так!

Густо покраснев, комбат понял, что его нагло на*бывают прямо у него же на глазах. Пытаясь сохранить свое лицо, он грозно рыкнул на Федора.

— Показывай, как прыгал!

Федя осторожно взгромоздился на подоконник и опасливо посмотрел вниз. Было заметно, что увалень-азербайджанец панически боится высоты и прыгать вниз ему совсем не хочется. Комбат это заметил и победно пробурчал.

— Все ясно! Не прыгал, т. к. ссышься в галифе… и срешься когда страшно! Все понятно, вышел через дверь перед носом дневального, наряд виновен…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное