Мы прошли по длинному коридору, шириной около трех метров. Пространство освещали лампы дневного света под потолком. Дрон остановился возле обшарпанной, из толстых досок двери, обитой железными полосами. Сунул в замочную скважину массивный ключ, со скрежетом провернул, и мы оказались на пороге помещения четыре на четыре метра, с узким окном, подоконник которого располагался на высоте груди взрослого человека. До потолка метра два с половиной. Небольшая железная печка в углу, на плите которой стоял закопченный чайник. Убитый письменный стол знавал еще советские времена, рядом – такой же перекошенный стул без спинки. Панцирная кровать. Пол грязный, заплеванный, стены такие же. Кругом фотографии голых баб, порнографических сцен, а над всем этим с помощью баллончика с краской кто-то вывел будто кровью, но красиво: «Cogito ergo sum». Ниже, судя по почерку, представитель другой философской школы подписал черным маркером и довольно коряво: «И это пройдет». Все довершал нарисованный схематично мужской половой орган с подписью из трех букв, видимо, чтобы никто не перепутал.
Такое ощущение, что я попал в комнату, где проживали крайне разносторонние личности. Не в упрек будет сказано Декарту, чей девиз «мыслю, значит, существую» обретал удивительно новые оттенки и грани в таком антураже. Однако, если француз Рене кроме философствований занимался математикой и физикой, то, глядя на голых баб и кучу пустых бутылок, а также на окурки и использованные презервативы, становилось ясно, что таким образом эпикурейцы издевались над рационализмом.
А этот запах! Этот прекрасный одуряющий густой стойкий запах подгнивающих грязных тряпок, слабоалкогольное амбре, вонь окурков. И завершал картину висящий на проводе патрон с ввернутой лампочкой.
Мой провожатый уже щелкнул выключателем рядом с дверью. Тусклый свет рождал причудливые тени.
– Гордись, это помещение обычно для офицерского состава или гостей форпоста предназначалось. А сейчас тут преступники, – усмехнулся Дрон. – Приведешь в порядок, если захочешь, нет, так живи. Здесь всем по большому счету плевать. Розетка имеется, электричество подается круглосуточно. Безлимит, короче. О дровах для печи заботься сам. Можно купить, можно во время рейда насобирать. Но это скорее роскошь. И так не замерзнешь. Примешь на грудь, и тепло! Удобства, как и душ, в конце коридора. Вот там гадить – не советую. Уборщики быстро устроят темную.
– Тряпку, ведро, чистящие средства где можно взять?
– Купить, – хохотнул тот. – Или притащить из рейда самостоятельно. Тут каждый кузнец своего счастья.
– Оружие, кроме холодного, нам выдадут?
Тот ничуть не натужно рассмеялся, хохотал долго, согнувшись в пояснице. Хлопал себя ладонями по коленям. Минуты три, наверное, если не пять. Мне были ясны причины веселья – «убитые» почти в ноль зрачки говорили лучше любой неадекватной реакции. Наконец он, утирая слезы и еще прихохатывая, произнес вполне серьезно:
– Мужик, мы штрафники! Понимаешь? Компроне муа? Какое нам, к хрену, оружие? Мы чистильщики, мы – грузчики, мы – мясо, мы – живцы. Вот какую самую паскудную работенку можно придумать, на которую ни один нормальный человек не подпишется, тем мы здесь и занимаемся. Но запомни главное, мы не уборщики, есть тут специальный штат, который за это деньги получает. И это касается коридора, сортира, душевой, а то были случаи, знаешь ли… Попытаются привлечь, бей в рыло и будешь в своем праве. Но гадить специально тоже не советую. Отчего-то Герда тебя невозлюбила, сюда на постой определила. Место это по приметам зловещее, считай, кто сюда попадает – покойник. Потенциальный. Последним тут Берсерк жил. Недавно сдох. Сукой еще той оказался.
– Но у тебя и у других оружие имеется, – я пропустил мимо ушей все маловажное и выделил главное. Болтал он много, но это скорее для меня плюс, сразу многое узнал.
– Так это наше! Кто-то добыл уже здесь, кто-то прибыл с ним, например, как Герда, она, кстати, не штрафница, а гражданство зарабатывает. Поэтому – забей! Один черт, сдохнешь, не сегодня, так завтра. Пойди вечером и напейся, если доживешь. И лучше – трахни кого-нибудь, возьми от жизни все. Не забывай, сбор через полтора часа. Быть через час двадцать в коридоре. Выезд, возможно, для кого-то последний, а там и ужин. До этого момента вас никто кормить не будет. Не на курорте и не заработали. Только расходы пока одни – на транспортировку.
– Еще вопрос… Ваша командирша, она здоровых мужиков не любит или мой типаж? Говоришь – «невзлюбила»?
– Наш, наш командир, – Дрон расплылся в улыбке. – Она теперь и твой главнокомандующий. Скажу так… – Он сделал многозначительную паузу, будто обдумывая что-то. – Хрен его знает!
Подумал и добавил:
– С другой стороны, остальные комнаты у нас под боком, может, определила в тебе самостоятельную личность, которая в особом присмотре не нуждается? Если бы не подошел, то не взяла бы в отряд. Кстати, плохое про нее говорить не советую. Даже я башку отверчу! С этим разобрались?
Я, ухмыльнувшись, кивнул. Отворачивальщик, много вас таких уже по Улью остыло.