Льюис Кэрролл

Поэма вышла в свет 29 марта 1876 года, незадолго до Пасхи. Кэрролл воспользовался этим обстоятельством и сопроводил книжку небольшим вкладышем, озаглавленным «Пасхальное послание». Так поэма вместо рождественской стала пасхальной. Кэрролл, вероятно, ощущал мотив безысходности, отчетливо прозвучавший в «Снарке», и надеялся уравновесить его посланием, несущим юным читателям христианскую надежду на то, что, покидая грешную землю, мы не лишаемся милосердия Господа. Отклики на это послание оказались крайне разноречивы. 75-летний кардинал Ньюмен, например, нашел его трогательным, но ориентированным совсем не на юных читателей: «„Пасхальное послание“ в большей степени трогает сердца стариков, а не тех, кому оно адресовано. Я отлично помню мои собственные мысли и чувства, в точности совпадающие с описанными автором: я помню, как лежал в детской кровати, чувствовал запахи, доносившиеся из-за двери, звуки и образы, пробуждавшие меня от сна, в особенности — наполнявший меня радостью звук косы в руках косаря на лужайке…»

В день выхода книги Кэрролл записал в дневнике, что провел шесть часов у Макмиллана, надписывая 80 подарочных экземпляров книги. Многие из этих надписей представляют собой акростихи с именами девочек, которым книги предназначались. Следующее посвящение, адресованное Аделаиде Пэйн, воспроизводится наиболее часто, вероятно, потому что являет собой довольно искусную автопародию:

А скажи, папа Вильям, — промолвил малыш, —
Да ты спишь и не слышишь ни слова!
Если так, просыпайся! Ну что ты молчишь,
Лишь трясешь головой, как корова?
Адресат мой — одна очень юная мисс
Из Уоллингтона. По секрету
Должен «Снарка» отправить ей… Ну же, очнись!
Ей понравится книжица эта?
«Прочь сомненья! — старик, встрепенувшись, изрек. —
Экземпляр упакуй терпеливо,
И еще напиши ей пасхальный стишок
Но укрась его ветвью оливы».

Еще один любопытный акростих Кэрролла, впервые опубликованный в 1974 году, обращен к Алисе Кромптон. В нем Кэрролл использует мотивы и размер «Снарка»:

Алиса, а что, если Снарка вдвоем
Ловить мы отправимся смело?
И если мы Снарка до ночи найдем,
Свершим мы великое дело!
Алиса, внимательнее погляди,
Как бедный Бобер, чуть не плача,
Решает задачку, попробуй, найди
Ответ его трудной задачи.
Могу подсказать тебе верный прием,
Прием самый лучший на свете!
Ты так хороша, что и ночью, и днем
Одною улыбкой ты Снарка живьем
Навек завлечешь в свои сети.

Но гораздо более нежный и проникновенный акростих-посвящение открывает саму «Охоту на Снарка».

Порой бежит вдоль берега морского,
Оставив череду своих проказ,
Садится рядом, выслушать готова
Волшебный мой рассказ.
Я знаю, что к желаньям детским чутки,
Щедры не все — немеют их уста,
А в душах их, в холодном их рассудке
Ютится пустота.
Глубокомысленность развей беседой,
Ее ведя задорно и шутя!
Резвись! О, счастлив тот лишь, кто изведал
Твою любовь, дитя!
Работа, будней тягостная проза
Уносят прочь мгновенья волшебства,
Дни те ушли, а солнечная греза
Еще в душе жива.

В оригинале акростих двойной: не только начальные буквы, но и начальные слова каждой строфы образуют имя адресата.

Акростих и поэма посвящены Гертруде Четуэй. Гертруда стала второй, после Алисы Лидделл, музой Кэрролла. Они познакомились в 1875 году в небольшом курортном городке, где она отдыхала с родителями и тремя сестрами. Гертруде почти исполнилось к тому времени восемь. Вот как она позднее вспоминала об этой встрече: