Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)

Жужубы, собственно, принадлежит этому растению, а мех, из которого делают шубы, — лисам. Однако же мы едим жужубы и одеваемся в лисий мех. Точно так же прежние ваны пользовались тем, что им не принадлежало, и тем самым это делали своим. Тан, У в один день присвоили народ Ся и Шан, присвоили земли Ся и Шан, присвоили достояние Ся и Шан, а народ при этом обрел покой, и никто в мире не смел им угрожать. Они раздали эти земли в наделы, и никто в мире не посмел не принять! Они раздали эти богатства в награду, и все в мире наперебой их брали. Когда же они не стали отказываться от Вэй и Цичжоу, весь мир счел это великим человеколюбием и верностью моральному долгу! Вот что значит уметь использовать не принадлежащее тебе самому!

Бо-гун Шэн встал во главе царства Чу, но не сумел разделить содержимое своих сокровищниц с другими. Уже на седьмой день Ши Ци ему сказал: «Быть беде! Если вы не можете разделить с другими то, что в кладовых, лучше сожгите, пока другие не использовали это против вас». Бо-гун все же не сумел справиться с собой. Через девять дней Е-гун вошел в столицу; он раздал то, что было в хранилищах, народу, а оружием, которое хранилось в Гаоку, вооружил людей, чтобы они могли выступить против Бо-гуна. Через девятнадцать дней Бо-гун был мертв. Страна ему даже не принадлежала, а он желал все присвоить сам — это можно назвать величайшей алчностью. Не будучи в состоянии присвоить богатства, он не желал и раздать их другим — это можно назвать величайшей глупостью. Поистине скупость Бо-гуна подобна любви совы к своим чадам!

Вэйский Лин-гун задумал выкопать пруд в плохую погоду, когда трещал мороз. Вань Чунь стал его увещевать: «Начинать эти работы в такую холодную погоду! Боюсь, не повредило бы это народу!» Гун спросил: «А что, холодно разве?» Вань Чунь сказал: «Вы, господин, сидите в лисьей шубе на медвежьей подстилке, а в каждом углу у вас по жаровне, вот вам и не холодно. А народ одет в лохмотья, которые и залатать нечем, и обут в рваные сандалии, которые нечем подвязать. Так что то, что вам не холод, народу очень даже холод!» Гун сказал: «Хорошо!» — и велел прекратить работы. Тогда окружающие стали его уговаривать: «Когда вы, правитель, велели копать пруд, вы не знали, что погода стоит холодная, а этот Чунь знал. Если вы из-за него прекратите сейчас работы, то свое счастье народ припишет Чуню, а свои несчастья — вам, правитель». На это гун сказал: «Нет, это не так. Кто такой Чунь? Луский мужик, которого я взял на службу, и народ его еще и не видел в деле! А вот теперь этим делом я и дам народу случай увидеть, каков он есть. Кроме того, добрые дела Вань Чуня как бы все равно что мои собственные, так что его доброта — это моя доброта!» О Лин-гуне можно сказать, что он постиг искусство властвовать.

Правитель не должен нести ответственность ни за что в отдельности. Назначая на должности, он передает назначенным и всю ответственность. Искусность или неловкость исполнителей зависит от них самих; получат ли они награду или будут наказаны — зависит от законов. Зачем же правителю всем этим заниматься лично? Награда тогда не будет поводом для раздумий о собственной доблести, а наказание — для помыслов о мести. Каждый будет думать, что сам виноват, вот и все. Вот высший порядок.

ГЛАВА ПЯТАЯ Устроение прямоугольного / Чу фан

Наведению порядка должно предшествовать распределение функций. Правитель и подданный, отец и сын, супруг и супруга — когда эти шесть позиций заняты как должно, низшие не смеют переступать границы, а высшие — не смеют относиться к своим обязанностям легкомысленно. Младшие тогда не проявляют строптивости, а старшие — пренебрежительности.

У металла и у дерева разные задачи; у воды и огня специфические функции. Инь и ян не тождественны в своих делах, но польза, приносимая ими народу, едина. Следовательно, различное может быть подобным в том, что покой, а подобное может нести угрозу различными способами. Различение подобного и различного, разница между благородством и низостью, моральное сознание, свойственное старшим и младшим, — ко всему этому прежние ваны относились с осторожностью, ибо здесь пролегает граница между порядком и смутой.