Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)

Кто умеет говорить, тот подобен искусному борцу, который обращает силу соперника на усиление себя самого тем, что когда тот наступает, он дает ему наступать, когда тот отступает, он помогает ему отступать. Он не занимает никакой постоянной позиции — но как бы идет вместе с жизнью, откликается, как эхо на крик, он вместе с соперником переживает расцвет и упадок, чтобы таким образом привести его к поражению. И пусть даже противник его очень силен, а ресурсы у него огромны, он держит жизнь врага в своей руке.

Ибо если кричишь по ветру, не надо усиливать голос — и так будет слышно; когда смотришь с высокой горы, не надо напрягать зрение — и так будет видно. Это происходит потому, что используется благоприятный фактор.

Хуэй Ан встретился с сунским Кан-ваном. Кан-ван топнул ногой, откашлялся и громовым голосом произнес: «Чему гость может меня научить? Я не люблю проповедников милосердия и справедливости. Мне нравятся храбрецы и удальцы». Хуэй Ан отвечал: «Я владею дао вот в чем. Даже сильного мое учение может заставить колоть и не попасть, даже храброго — рубить и не поранить. Великого государя это случайно не заинтересует?» Царь сказал: «Прекрасно! Об этом мне нравится слушать!» Хуэй Ан сказал: «Но когда колют и не попадают, бьют клинком и промахиваются — это позорно. Так вот, я владею дао вот еще в чем: могу заставить человека даже храброго отказаться от попытки колоть, могу заставить даже сильного отказаться от того, чтобы бить. Это великого государя не заинтересует?» Царь сказал: «Прекрасно! Это мне как раз хотелось бы знать». Хуэй Ан сказал: «Ясно, что когда отказываются от того, чтобы колоть, не решаются бить — это не оттого, что нет такого намерения. И вот я владею дао еще и в том, чтобы у человека вообще не возникало такого намерения. Это великого государя не заинтересует?» Царь сказал: «Прекрасно, это как раз то, чего бы я желал».

Хуэй Ан сказал: «Но не иметь такого намерения означает отказаться от мыслей о выгоде. А я вот владею дао еще и в том, чтобы все мужья и жены в Поднебесной полюбили одну-единственную выгоду. И это будет умнее, чем храбрость и сила, выше всех четырех рангов. Это великого государя не заинтересует?» Царь сказал: «Да я к этому и стремлюсь». Хуэй Ан тогда сказал: «Но ведь это и есть учение Куна и Мо. Конфуций и Мо Ди стали правителями, не имея земли, стали начальниками, не имея подчиненных. В Поднебесной не найти таких мужей и жен, которые не вытягивали бы шеи и не становились бы на цыпочки в чаянии покоя и достатка. И если ныне великий государь, властитель десяти тысяч колесниц, действительно имеет подобные намерения, то все в пределах четырех границ обретут свою выгоду. Тогда даже Конфуцию и Мо-цзы будет далеко до него в мудрости!»

Сунский царь не знал, что ответить. Хуэй Ан мелкими шажками вышел. Тогда царь обратился к советникам слева и справа: «Вот это красноречие! Гость сумел меня убедить!» Сунский царь был из числа заурядных правителей, но все же ход его мыслей оказалось возможным изменить в желательном направлении. Но произошло так только благодаря следованию ходу его собственных мыслей. Ибо такое следование даже бедному и незнатному дает возможность одержать верх над богатым и родовитым, а малому и слабому — победить большого и сильного.

Тянь Цзань в залатанной одежде предстал перед царем Чу. Тот спросил: «Отчего одежда преждерожденного являет столь жалкий вид?» Тянь Цзань отвечал: «Бывает одежда и похуже той, что надета на мне». Царь сказал: «Интересно было бы послушать об этом». Тогда Тянь сказал: «Латы хуже этой одежды». Царь удивился: «Как так?» Тянь сказал: «Зимой в них холодно, летом жарко. Так что нет одежды хуже, чем латы. Я, Цзань, человек бедный, поэтому плохо одет. А вот государь — повелитель десяти тысяч колесниц, богат и знатен, как никто, а любит одевать свой народ в латы, даже когда никто не угрожает. Мне это непонятно. Царь, очевидно, думает, что действует по необходимости? Но латы ведь идут в ход, кода перерубают шею и вспарывают брюхо врагу, когда разрушают города и поселения и несут смерть отцам и братьям противника. Всеми этими деяниями мудрено прославиться. Или царь думает, что такие действия принесут ему реальную выгоду? Но когда задумываются над тем, как бы навредить другому, следует ожидать, что и тот, другой, будет думать о том, как бы навредить тебе. Кто стремится поставить другого в опасное положение, должен ждать, что и его попытаются подставить под удар. Поэтому в действительности от всего этого проистекают одни неприятности. Так что и второй довод государя я не одобряю». Чуский царь не знал, как ответить.

Хотя эти взгляды и не получили широкого распространения, Тянь Цзань, можно сказать, умел применять свои умения. Просто он не постиг еще, в чем сила увещевания личным примером.