Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)

Конфуций был в затруднении между Чэнь и Цай. В течение семи дней не ел он горячего супа, ни зернышка вареного не держал во рту. Когда он как-то днем уснул, Янь Хуэй отыскал где-то рис и приготовил его. Когда рис уже почти поспел, Конфуций увидел, как Янь Хуэй сунул руку в котел, схватил что-то оттуда и съел. Через какое-то время рис доспел, и он понес его Конфуцию, чтобы тот поел. Конфуций, между тем, сделал вид, что не видит его, выпрямился и проговорил в пространство: «Сегодня во сне я видел своего покойного брата и хотел бы сперва принести ему жертву из этой чистой пищи». Янь Хуэй ответил: «Это невозможно! Только что в эту пищу упал уголек. Поскольку выбрасывать пищу в нынешних обстоятельствах показалось мне дурным знаком, я выловил его рукой и съел!» Конфуций со вздохом произнес: «Вот и верь своим глазам! Если чему и верить, то глазам, а им, оказывается, тоже верить нельзя! Если уж на что и полагаться, то на ум, но и на ум полагаться невозможно. Запомните это, ученики, поистине нелегко познать человека!» Так что трудно не знание вообще, а то, посредством которого Конфуций познавал людей!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Не кланяться / У цзю

Если намерения у человека воистину добрые — он может быть начальником, даже если ничего не знает. Поэтому Ли-цзы и говорил: «Без собаки не взять зайца, но если зайцы превращаются в собак и начинают выполнять их функции, это уже не зайцы». С правителем, который стремится стать стряпчим во всех делах, произойдет подобное же. Ибо когда подданные совершают ошибки, другие порой могут им помешать их совершать, но, если заблуждается сам правитель, никто не посмеет ему перечить, и потому известно, что именно те, кто брал на себя министерские функции, всегда совершали самые большие ошибки.

Если метлой пользоваться ежедневно, ее нечего даже и убирать в ларь. Поэтому и говорится: то, чем пользуются, быстро приходит в негодность; то, что движется, всегда пачкается; тот, кто старается, всегда устает. Слабость, ветхость, дряхлость и усталость не должны быть свойственны дао правителя.

Да Яо создал [цикл] цзя-цзы, Цянь Жу придумал счет пленных по головам, Жи Чэн создал календарь, Си Хэ научил различать дни, Шан И ввел деление на месяцы, Хао И — деление на годы, И Шо изобрел одежду, И И — лук, Чжу Жи — торговлю, И Да придумал вино, Гао Ань придумал дома, Юй Сюй создал лодку, Бо И — колодец, Чи Цзи изобрел ступу, Чан Я — упряжь, Хань Ай — обучил управлению колесницей, Ван Бин — укрощению буйволов, Ши Хуан придумал таблицы, У Пэн научил врачеванию, У Сян — гаданию на стеблях тысячелистника.

С помощью этих двенадцати чинов-подданных мудрецы привели к порядку Поднебесную. Сами мудрые цари не понимали ничего в каждом из этих искусств, но они поручили этим двенадцати чинам-подданным приложить все усилия, сделать все, на что они способны, так как по положению стояли над ними. Так они с помощью людей, которые умели достичь того, чего сами они не умели, сумели найти таких людей, которые знали то, что самим им было неведомо. Они вскармливали свой дух, совершенствовали свои добродетели и таким образом становились преобразующей силой. Так зачем же им нужно было утруждать свою плоть и нагружать собственные глаза и уши? По этой причине добродетель мудрых царей сияла, как лучи восходящего солнца, которое, появляясь над горизонтом, достигает шести полюсов мира, оставаясь при этом мощным и не ущербным. Затмевая своим сиянием солнечный свет, они преобразовывали и меняли все существующее, и не было для них ничего невозможного в деяниях с великим единым.

Жизнь их не знала никакого ущерба, а намерениям их не было преград. Их ум-цзин сообщался с душами божеств-предков и природными духами, проникая в тончайшее. Поэтому умелые правители прежде всего уделяли внимание овладению собственной естественно-природной цин, и этого было достаточно для того, чтобы упорядочить все сто чинов, народ заставить служить себе как родному отцу, а имена и звания сделать очевидными всем.