Читаем Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя) полностью

Представим себе, что гонги и барабаны нужно настроить так, чтобы они звучали в унисон: слышен звук гонга и барабана, и все оборачиваются на эти звуки. Приказы и повеления должны быть единообразны — тогда их выполняют единодушно. Тогда те, у кого есть знания, не смеют быть искусными, а те, кто глупее, не смеют быть неловкими. Потому что все без различия подчинены здесь одному приказу. Смельчаки не смеют лезть вперед, а робкие не смеют оставаться позади — так вот достигается единство натиска. Поэтому там, где единство — там порядок; если же появляется еще что-то, начинается смута. Пока держатся единого, царит покой; стоит появиться чему-то еще — начинается опасность. Тот, кто способен сплотить воедино тьму самых разных существ, глупых и умных, умелых и беспомощных, с тем, чтобы они все силы и все способности употребляли так, будто они действуют заодно, — несомненно является мудрецом! Это — знание без подготовки, это — способности, приобретаемые не в процессе учения — одних только силы, быстроты, навыка и умения недостаточно, чтобы добиться этого.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Держаться единого / Чжи и

Небо и земля, силы инь и ян неизменны, но они все завершают; благодаря им является на свет тьма существ, совершенно различных по виду. Глаз взирает то на черное, то на белое, и это ему не вредит; ухо внимает то высоким звукам, то низким, и это не наносит ему ущерба.

Властвующие придерживаются единого и, устанавливая истинные критерии, исправляют всю тьму существ. В армии непременно есть военачальник. Так заведено, чтобы было единство. В стране непременно имеется правитель — и это тоже для того, чтобы было нечто единое. В Поднебесной непременно находится сын неба — и это для единства. Сын неба непременно придерживается единого — это для того, чтобы иметь возможность править безраздельно. Только единое обеспечивает порядок, два же порождают смуту. К примеру, если в повозку, запряженную четверкой коней, посадить четверых и дать каждому по кнуту — они не сумеют даже выехать за ворота. Это и есть отсутствие единства в управлении.

Чуский царь спросил у Чжань-цзы[374], что тот думает об управлении государством. Чжань-цзы отвечал: «Я знаю кое-что об управлении своим телом, но ничего не знаю об управлении государством». Конечно, он не имел в виду, что государство не нуждается в управлении вообще! Он лишь полагал, что корень управления государством лежит в управлении самим собой. Когда управлено собственное тело, управлена и семья; когда же управлена семья, управлена и страна. Управлена страна — управлена и Поднебесная. Поэтому и говорится: своим собственным телом-персоной занимайся, чтобы заняться семьей; своей семьей — чтобы заняться страной; страной — когда хочешь заняться Поднебесной. Все эти четыре умения, хотя и находятся как бы врозь, произрастают от одного корня. Поэтому занятие мудреца в широком смысле охватывает пространство и время: прошлое, будущее и настоящее, обнимает солнце и луну, а в тесном смысле слова — не выходит за пределы собственной персоны. Даже любящий родитель не в состоянии передать этого умения своему сыну. Даже верный подданный не в состоянии поделиться этим с правителем — только те, в ком присутствует некая способность, могут приблизиться к этому.

Тянь Пянь излагал суть искусства дао перед правителем Ци. Выслушав его, циский ван спросил: «Единственное, чем обладаю я, недостойный, это царство Ци. Поэтому и узнать мне хотелось бы о принципах управления именно моим царством». Тянь Пянь сказал в ответ: «Речи вашего подданного как раз о том, как, не имея правления, можно приобрести истинное правление. Это можно уподобить дереву в роще: древесины в нем как бы нет, из него можно только получить древесину. Я полагаю, что конкретно об управлении царством Ци вы можете узнать и сами». Тянь Пянь, понятно, не желал тратить красноречие всего лишь на одно царство Ци, много или мало слов нужно было на это потратить.

Когда изменения и трансформации уже завершены и всякая вещь-существо уже обрела свой внешний образ, вместе со своей природой она уже как бы обрела и свое предназначение. После этого ни одна из них своего предназначения уже не утратит. Так и Пэн Цзу сохранял долголетие как цель жизни и процветал, живя при трех поколениях династии подряд. Этим-то и просияли в потомках пять предков-царей, и этим же приобрел свою великую славу сам Шэнь-нун!

Перейти на страницу:

Все книги серии Философское наследие

Опыты, или Наставления нравственные и политические
Опыты, или Наставления нравственные и политические

«Опыты, или Наставления нравственные и политические», представляющие собой художественные эссе на различные темы. Стиль Опытов лаконичен и назидателен, изобилует учеными примерами и блестящими метафорами. Бэкон называл свои опыты «отрывочными размышлениями» о честолюбии, приближенных и друзьях, о любви, богатстве, о занятиях наукой, о почестях и славе, о превратностях вещей и других аспектах человеческой жизни. В них можно найти холодный расчет, к которому не примешаны эмоции или непрактичный идеализм, советы тем, кто делает карьеру.Перевод:опыты: II, III, V, VI, IX, XI–XV, XVIII–XX, XXII–XXV, XXVIII, XXIX, XXXI, XXXIII–XXXVI, XXXVIII, XXXIX, XLI, XLVII, XLVIII, L, LI, LV, LVI, LVIII) — З. Е. Александрова;опыты: I, IV, VII, VIII, Х, XVI, XVII, XXI, XXVI, XXVII, XXX, XXXII, XXXVII, XL, XLII–XLVI, XLIX, LII–LIV, LVII) — Е. С. Лагутин.Примечания: А. Л. Субботин.

Фрэнсис Бэкон

Европейская старинная литература / Древние книги

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Культовое кино
Культовое кино

НОВАЯ КНИГА знаменитого кинокритика и историка кино, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», удостоенного всех возможных и невозможных наград в области журналистики, посвящена культовым фильмам мирового кинематографа. Почти все эти фильмы не имели особого успеха в прокате, однако стали знаковыми, а их почитание зачастую можно сравнить лишь с религиозным культом. «Казанова» Федерико Феллини, «Малхолланд-драйв» Дэвида Линча, «Дневная красавица» Луиса Бунюэля, величайший фильм Альфреда Хичкока «Головокружение», «Американская ночь» Франсуа Трюффо, «Господин Аркадин» Орсона Уэлсса, великая «Космическая одиссея» Стэнли Кубрика и его «Широко закрытые глаза», «Седьмая печать» Ингмара Бергмана, «Бегущий по лезвию бритвы» Ридли Скотта, «Фотоувеличение» Микеланджело Антониони – эти и многие другие культовые фильмы читатель заново (а может быть, и впервые) откроет для себя на страницах этой книги.

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее