Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)

В старину хоронили на широких пустошах, во глубине гор и были вполне спокойны за могилы. Дело было не в жемчуге и яшме, или великих сокровищах, — о могиле не могли не заботиться по другой причине. Если ее сделали бы недостаточно глубокой, ее могли бы раскопать лисы, а если бы сделали излишне глубокой, ее могли бы залить подземные воды. Потому при захоронениях предпочитали вершины холмов, дабы избежать напасти от лис и бед от подземных вод. В этом должно быть умельцами; но при этом тем более не следует забывать об опасностях от воров, разбойников и бедах от смутьянов! Ведь иначе уподобишься тому слепому, который, осторожно огибая столб, все же спотыкается о малый колышек! А беды от лис, подземных вод, воров, разбойников и смутьянов и есть самый большой из всех этих колышков. Почтительные сыновья и любящие родители, избегнувшие этой напасти, можно сказать, познали истинную природу погребения.

Добрый гроб и саркофаг вполне способны защитить от муравьев, медведок, змей и всякой мошкары. Однако суетные властители нашего времени возводят огромные курганы не в помышлении об умершем, а в чаянии славы от живущих, ибо пышность похорон почитают за заслугу, а скромность погребения — за позор. Они стремятся не к благу для умерших, а к угождению живущим, а это не есть образ мыслей любящего родителя и почтительного сына.

Когда умирает отец, главное для почтительного сына — не пребывать в праздности. Когда умирает сын, главное для любящего отца — не бездействовать. Если же при погребении самого дорогого, самого любимого руководствоваться страстями живущих, о каком тогда упокоении усопшего может идти речь?!

Когда народ стремится к выгоде, он, чтобы достичь ее, готов идти под градом стрел, ступать по обнаженному лезвию, проливать кровь, вырывать печень. Дикарь, никогда не слышавший о культуре, способен попрать родных, братьев и друзей ради достижения выгоды. Но сейчас поступать иначе означает прослыть опасным или неумным. Завладевшему богатством же больше всего хочется разъезжать в экипаже, есть мясо и оставить достаточно сыновьям и внукам. Даже мудрец не в состоянии удержать от этого; во времена же смуты и подавно.

Посему чем больше страна, чем богаче семья, тем пышнее похороны. Покойникам кладут в рот мелкий жемчуг, точно рыбьей чешуей покрывают тело яшмой. Каждый тащит дорогие вещи, колокола, треножники, чайники для вина, металлические зеркала; ведут еще коней, несут одеяния, покрывала, копья, мечи — всего и не перечесть. Нет ничего, чего не нужно было бы для поддержания жизни живых. Возьмутся воздвигать усыпальницу — гробы внутренний и внешний обернут несколько раз, вокруг засыплют древесный уголь, с внешней стороны обложат камнями. Ясно, что грабители, прослышав, передают сведения друг другу, и как бы ни были власти суровы, им никакими карами не остановить преступников.

Чем больше времени проходит с момента погребения, тем меньше думают об усопшем, а чем меньше о нем думают, тем беспечнее сторожа. А чем беспечнее сторожа, тем меньше уверенности, что драгоценные сосуды в могиле останутся в целости.

Когда нынешние суетные люди совершают погребальный обряд, взгромождают гроб на огромные дроги, а знаменами, подобными облакам, оперением бунчуков застилают небо. Впереди несут опахала и стяги, по бокам — жемчуг и яшму, позади — расшитые наколенники, орнаменты. Тьма народу тянут тяжи гроба с левой и правой сторон — да ведь это можно разве при похоронах военачальника! Если это на потеху народу — тогда да, куда уж красивее, куда уж величественней! Но усопшему это ни к чему. То же, что действительно несет благо усопшему, доступно даже любящим родителям и почтительным сыновьям из бедных стран, где живут простые люди.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ У Упокоение усопших / Ань сы

В наше время курганы и могильные холмы огромны и высоки, как горы, стоят часто, как деревья в лесу. Усыпальницы словно башни или парадные лестницы в столичном дворце или в городе. Конечно, похвастаться перед людьми своим богатством можно, но обращаться так с усопшими недопустимо. Ведь для них тысячи лет что единый миг.

Век человека не превышает ста годов, а в среднем не больше шестидесяти. Тот, кому эти сто или шестьдесят лет покажутся бесконечностью, обманется в своих надеждах. Но кто позаботится о бесконечности для усопшего, может этого достичь.

Если бы, допустим, некто установил на вершине могильного холма стелу с такой надписью: «Эту могилу нельзя не ограбить, ибо в ней полно всякой утвари, жемчуга, яшмы, дорогих безделушек, сокровищ и драгоценных сосудов, и посему тот, кто ограбит ее, станет важным богачом, и род его из поколения в поколение станет ездить в экипажах и есть мясо!» — то люди, конечно, стали бы над этим смеяться, считая его ненормальным. Между тем богатые захоронения в наше время представляют собой именно такую картину!