Люкс-мадера-фикус

К чаепитию присоединился и наш хозяин.

-- В Домодедове был? -- спросил у него Николай Иванович.

-- Сегодня собираюсь.

-- Когда?

-- Где-нибудь к вечеру. Раньше девяти моих квартирантов фактически не бывает. Они магазин держат.

-- Как съездишь, сразу ко мне, -- попросил Николай Иванович.

-- Доложусь, -- обещал Чузыркин.

5

В тот вечер, наломавшись с непривычки на огороде, я лег рано и скоро выспался, иначе бы не услышал их разговора. Пора сказать, что мою комнату с зимней кухней соединяла легкая дверь, загороженная с моей стороны платяным шкафом. Слышимость была стопроцентная.

-- Что так поздно? -- спрашивал Николай Иванович.

-- Электричку ждал, авария была на линии.

-- Ну, как они?

-- За первый квартал получил сполна. Согласно условиям договора.

-- Да я не про твоих квартирантов спрашиваю! -- перебил Николай Иванович.

-- Юлию видел, Романа Викторовича не дождался. Домой приезжает за полночь.

-- Ну что Юлия? Как хоть выглядит?

-- Вроде как не в себе, глаза блестят. Но трещит без умолку. И только от нее и слышно: Ромочка то, Ромочка это, да какой у Ромочки бизнес прибыльный!

-- А какой у него бизнес?

-- Знамо какой: тут купить, там продать, здесь опять купить. Машину себе завели, "жигули-девять", экспортный вариант.

-- Чем она больна, Чузыркин?

-- Что-то, кажется, с головой. На ломоту жаловалась.

-- Может, ей какое лекарство надо? Я бы достал.

-- Сиди, "лекарство"... Роман Викторович ей любой пирамидон достанет: хищник капитализма.

-- В квартиру к ним заходил?

-- Заходил. Угостила чаем. А за стеклом в серванте каких только напитков нет, и все люкс-мадера-фикус. Не поднесла...

-- Обо мне спрашивала? -- дрогнувшим голосом задал трудный вопрос Николай Иванович.

-- Фактически нет. Как сказал, что ты вернулся и временно у меня бытуешь, так сразу на другое поворотила: про мой дом, про курей, про бабу мою, про ее здоровье.

-- За тобой в шкафике у меня бутылка. Налей себе. Мне не надо, из оцепенения вышел. Утром с первой электричкой поеду в Михнево. Возводить стропила.

-- Ты ж не плотник! -- Чузыркин зазвенел посудой.

-- У напарника на подхвате буду. Он плотник. Стропила поставим, железо начнем стелить. Тогда он у меня на подхвате будет.

-- Не могу в одиночку пить. Нейдет. Давай позовем писателя.

-- Да он спит, поди.

-- Николаич! -- прибавил голоса наш хозяин. -- Ты спишь?

-- Да нет, -- прокашлялся я, -- бодрствую.

-- Заходи к нам, вместе пободрствуем.

Я уже знал, что от Чузыркина, когда он в настроении пообщаться, не отделаешься ни под каким предлогом, и покорно пошел на зов. К тому же донимал вопрос: почему Юлия ничего не спросила про Николая Ивановича, почему увела разговор в сторону? Неужели настолько он стал безразличен ей? Что-то не срасталось в этой истории. Может, Чузыркин сознательно исказил правду в интересах самого же Николая Ивановича, чтобы не строил планов, не обольщался насчет бывшей своей супруги?

Планы за Николая Ивановича выстроил сам Чузыркин:

-- Будем так говорить: тебе, Николай, скоро полтинник стукнет, а у тебя ни кола ни двора. К зиме я тебя выселю, сестра приедет из Барнаула. Эта половина дома за ней записана. И куда ты пойдешь?

-- Сниму угол где-нибудь, не переживай.

-- Дурак ты, я за тебя переживаю! -- Чузыркин выпил, понюхал указательный палец и продолжал: -- Квартиру в Домодедове давали на тебя и мать. Мать померла, царство ей небесное, но твои-то права на жилплощадь остались! Вот я и говорю: пусть Роман Викторович купит тебе однокомнатную квартиру или хотя комнату с общей кухней. Деньги у него имеются. Не захочет добровольно, подавай в суд. Как ты думаешь, Николаич, выиграет он процесс?

-- Выиграет, -- подтвердил я, -- если все будет по закону.

-- Вот за это и выпьем! -- сказал Чузыркин, звякнув стаканом о мой стакан.

-- Не буду я судиться, -- угрюмо сказал Николай Иванович.

-- Так, может, и не потребуется? Может, он добровольно пойдет навстречу?

-- Видеть его не могу, -- произнес Николай Иванович сквозь зубы.

-- Поручи мне, -- вызвался Чузыркин, захмелев что-то уж очень быстро (видать, Юлия все-таки поднесла), я с ним переговорю!

Николай Иванович промолчал. Потом выразительно взглянул на ручные часы -- без браслета, без ремешка -- лежавшие на столе.

Поняли мы его правильно и поднялись.

Прощаясь, Чузыркин подвел итоги:

-- В общем, Николай, в ближайшее время тебе предстоят два неотложных дела: купить ремешок к часам и хотя бы комнату с общей кухней.

К концу дачного сезона Николай Иванович осуществил только первое: купил кожаный импортный ремешок.

Однажды я осторожно спросил у него про второе дело.

-- Кажется, есть подвижки, -- просто ответил он. -- Подписались с напарником на большой заказ. Крыша громадная, со сложной конфигурацией. Денег хватит на комнатенку. Потом, может быть, расширюсь.

* * *

До отъезда в Москву я стал невольным свидетелем еще одной сцены из его личной жизни.

В кухне у него плакала женщина -- тихо и безутешно.