В конце сентября зарядили дожди, и знакомый мой доктор наук вывез меня в Москву со всеми пожитками.
Всю эту зиму я не раз возвращался мыслями к летним моим знакомцам. И вот на днях позвонил Чузыркин.
— Добрый день, — сказал я с недобрым предчувствием. — Что случилось?
— Будем так говорить: готовь телегу зимой. Как ты нынче? Приедешь ко мне на дачу? Или искать клиентов?
— Ничего не могу сказать. Позвоните в марте-апреле.
— В марте позвоню. Апрель меня не устраивает. Договорились?
Я сказал, что договорились, и спросил, как поживает Николай Иванович.
— Опять на баланду сел твой Николай Иванович. В настоящее время прозябает в следственном изоляторе.
Выходит, мое предчувствие оказалось небезосновательно.
— В чем его обвиняют?
— Тайна следствия. Но не в хищении матерьялов, как в прошлый раз.
— А как Юлия? О ней ничего не слышно?
— Юлия тут, неподалеку. На той стороне поселка.
— В психушке?! Как она там очутилась?!
— Тихо помешалась на почве ужаса. В декабре ее Романа Викторовича застрелили. Версия такая вроде: перешел кому-то дорогу в бизнесе. Но болтают всякое. Тогда же Николая арестовали.
— Ну и дела…
— Да уж! Люкс-мадера-фикус. Но в больших кавычках.
Говорить было больше не о чем — я положил трубку.
И тем самым поставил точку, через которую можно провести сколько угодно линий.