Люмпен

Площадь у кабинета была метров двести, причём это я, наверное, даже преувеличил. Навскидку стены у прямоугольного помещения едва тянули на десять и пятнадцать метров соответственно. На полу не оказалось никакого ковра, так, простенький паркет и никаких излишеств.

Стены тоже почему-то были практически пустыми, ни дипломов, ни фотографий. Лишь одна большая красивая картина между окнами. Не поручусь за высокий уровень своего культурного образования, но, по-моему, это копия с полотна какого-то известного художника доисторических времён. Ещё называется чудно, то ли «Девятая волна», то ли «Девятый вал».

Нам точно рассказывали про эту картину, когда возили на экскурсию в музей районного центра, и я уже тогда не совсем понял мысли художника. Почему девятый? Почему вал? И кто их там считает в океане? Как люди на маленькой лодке оказались одни так далеко от берега, если кораблям, что военным что торговым запрещено выходить в море караванами меньше трёх единиц в составе?

Короче, странная картина и совсем непонятно, почему именно ее генерал выбрал для своего кабинета.

Вот стол был шикарен! Это да! Огромный, метров восемь в длину он смотрелся каменным островом в углу и оставлял неизгладимое впечатление монументальности. Темная полированная поверхность магнитом притягивала мой взгляд. Две стальные подставки под бумаги, солидный письменный прибор с перьевой ручкой и ни одной бумажки, даже самой маленькой. Аккуратный ряд из шести бледно-желтых телефонных аппаратов выглядел строем солдат, изготовившихся к битве. Черная коробка радиоприемника смотрелась рядом с ними солидным генералом, который отдавал последние распоряжения перед битвой. Идеальный порядок!

Стол на самом деле поражал моё воображение и в какой-то момент начал превращаться в моём созании не просто в предмет мебели, а в настоящую, почти осязаемую мечту. Начальник управления не родился же генералом наверняка когда-то он, как и я был всего лишь старшим лейтенантом. Значит, всё возможно в этой жизни, надо только стараться и не опускать руки. На несколько секунд я даже представил себя в этом кабинете, сидящим в начальственном кресле. Интересно, а у меня есть шанс дорасти до таких же высот?

Оторвав, наконец, взгляд от стола, я перевёл глаза на картину. Почему генерал повесил в кабинете именно её? Должен же быть какой-то сакральный смысл в этом. В конце концов, он начальник Управления, а значит ничего не делает просто так. Не может же она ему просто нравиться?

Я всмотрелся в лодку, людей, лица которых были обращены навстречу надвигающейся стихии…

— Калмыков! — вырвал меня из созерцания картины голос Веденеева. — Ты уснул что ли?

— Так… Это… — встрепенулся я. — А что говорить то?

Я действительно считал, что мой долг перед Родиной выполнен полностью. Услышав по радио новости, я моментально оделся и практически вприпрыжку помчался на работу. Ситуация разворачивалась в абсолютно непонятную для меня сторону, и мне показалось очень разумным свалить часть проблем на плечи руководства.

Получается, что Сечкина подозревают в убийстве Бриллии. Ну это же бред! Зачем ему это надо? А с другой стороны, зачем тогда ко мне вчера приезжала мама Романа? Впрочем, вопрос зачем актуален с любой стороны. Если она искала действительно осязаемой помощи, то обращаться стоит к кому-нибудь более высокопоставленному.

Положа руку на сердце, что конкретного я могу сделать, кроме как стучать обо всём услышанном? У меня нет права отдавать распоряжения, подписывать документы… Ёмаё, да даже мнение моё на совещании и то не будет иметь глобального значения.

Веденеев, услышав мои спутанные объяснения, посмотрел на меня странным взглядом, а потом вздохнул и, поморгав усталыми, красными от недосыпа глазами, позвонил генералу. Он произнес в телефонную трубку всего одно слово:

— Началось!

Затем выслушал ответ, кивнул и вставая из-за стола, хмуро буркнул:

— Пошли!

Семеня вслед за начальником отдела, я даже не сразу сообразил, что мы направляемся к такому высокому руководству. Только пройдя через большую приемную и оказавшись, собственно, внутри кабинета, я поверил, что всё происходящее мне не снится.

Мы с Веденеевым по приглашению генерала уселись за стол для совещаний друг напротив друга. Сам он остался сидеть в своем кресле и теперь взирал на нас как будто бы сверху вниз.

Вообще Николай Степанович Гуреев не был кабинетным генералом. Понятное дело, что его должность предполагает большое количество бумаг и телефонных переговоров, но наш начальник Управления никогда не считал зазорным лично выехать на место происшествия или напрямую пообщаться с сотрудником, ведущим то или иное расследование. Причем подобное общение никогда не сводилось к официальному докладу.