Читаем Люсьен Левен (Красное и белое) полностью

Госпожа Гранде поспешно позвонила и распорядилась осветить бильярдную. Все казалось здесь Люсьену новым. «Что ни говори, — подумал он, — хорошо иметь перед собою определенную цель, как бы смешна она ни была. У госпожи Гранде очаровательная фигура, а при игре на бильярде ей сто раз представится случай принять самую грациозную позу. Удивительно, как это религиозные предрассудки Сен-Жерменского предместья до сих пор не запрещают эту игру!» За бильярдом Люсьен разговорился и болтал, не умолкая. Его веселость возрастала по мере того, как благодаря успеху его тяжеловесно-пошлых острот исчезло сознание трудности возложенной на него отцом задачи: ухаживать за г-жой Гранде.

Сначала он говорил слишком заурядные вещи: ему доставляло удовольствие издеваться над самим собой; это были остроты лавочников, общеизвестные анекдоты, газетные новости и т. п.

«Она смешна, — подумал он, — однако она привыкла к более высокому уровню остроумия. Анекдоты здесь нужны, но менее затасканные; нужны тупые разговоры о тонких предметах: об изысканности Расина по сравнению с Вергилием; об итальянских новеллах, откуда Шекспир заимствовал сюжеты своих пьес; не надо живых и быстрых замечаний: они останутся незамеченными. Пожалуй, иное дело — взгляды, особенно когда ты по уши влюблен». — И он тут же с почти нескрываемым восхищением стал глядеть на очаровательные позы, которые принимала г-жа Гранде.

«Боже великий! Что подумала бы госпожа де Шастеле, заметив один такой взгляд?»

Но позабудь ее, чтоб быть счастливым здесь, — сказал себе Люсьен и прогнал от себя роковую мысль, однако не настолько быстро, чтобы в его глазах не отразилось сильное волнение.

Госпожа Гранде смотрела на него как-то особенно, правда, без нежности, но довольно удивленно; она живо вспомнила обо всем, что ей несколько дней назад сообщила г-жа де Темин о страсти Люсьена. Она удивлялась тому, что ей казались тогда смешными мысли, на которые ее навел разговор с г-жой де Темин.

«В самом деле, он представителен, — решила она, — и манеры у него изысканные».

При разборе шаров Люсьену случайно достался шестой. Высокий молчаливый молодой человек, по-видимому, немой обожатель хозяйки дома, получил пятый, а г-жа Гранде — четвертый.

Люсьен пытался загнать в лузу пятый, и ему это удалось, вследствие чего он был вынужден играть против г-жи Гранде и предоставить ей возможность выиграть; он сделал это достаточно деликатно. Он все время выбирал самые трудные удары и ни разу не попал в шар г-жи Гранде, который он ставил почти всегда в выгодную позицию. Г-жа Гранде была счастлива. «Неужели перспектива двадцатифранкового выигрыша, — подумал Люсьен, — волнует душу горничной, обитающую в столь прекрасном теле? Партия сейчас кончится: посмотрим, правильна ли моя догадка?» Люсьен дал положить свой шар. Настала очередь номеру седьмому играть против г-жи Гранде. Играл им отставной префект, большой хвастун, человек с бесчисленными претензиями, в том числе и по части бильярдной игры. Этот фат, неприлично хвастаясь каждым ударом, который ему еще предстояло сделать, угрожал г-же Гранде загнать ее шар в лузу и поставить его в невыгодное положение.

Убедившись, что с выходом Люсьена из игры участь ее резко изменилась, г-жа Гранде впала в дурное настроение; уголки ее свежего рта крепко сжались. «Ага, вот такое у нее лицо, когда она сердится!» — подумал Люсьен. При третьем жестоком ударе, который нанес ей безжалостный префект, г-жа Гранде с выражением сожаления посмотрела на Люсьена, и Люсьен дерзнул ответить взглядом, выражавшим восхищение прелестными позами, которые, с горечью проигрывая партию, все же принимала г-жа Гранде.

Люсьен хотя и не участвовал в игре, однако все время ходил вокруг бильярда, следя за шаром г-жи Гранде с тревогой и живейшим интересом. Он с напускной и довольно забавной горячностью принял участие в пустейшем споре, который она затеяла с хвастуном-префектом, теперь ее единственным партнером, претендовавшим на выигрыш.

Вскоре г-жа Гранде проиграла партию, зато Люсьен настолько выиграл в ее глазах, что она сочла уместным прочесть ему небольшую, но глубокомысленную геометрическую диссертацию на тему об углах падения и отражения, образуемых шарами слоновой кости при ударе о борты бильярда. Люсьен стал возражать.

— Ах, ведь вы воспитанник Политехнической школы! Но вас из нее исключили, и вы, конечно, не очень сильны в геометрии.

Люсьен предложил проверить на опыте; стали измерять расстояния на бильярдном поле. Г-же Гранде представилась возможность обронить несколько удивленных, прелестных по форме замечаний и издать несколько милых восклицаний. Люсьен при этом подумал: «Вот, в сущности, все, чего я мог бы потребовать от мадмуазель Гослен!»

С этой минуты он стал по-настоящему мил, и г-жа Гранде прекратила опыты лишь для того, чтобы предложить ему сыграть с ней еще партию на бильярде. Он занимал ее воображение, потому что удивлял ее. «Я не могу совладать с собой, — думала она. — Боже великий, до чего у нас глупый вид, когда мы робеем!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза