Люси

– Почему бы и нет? – пожал плечами капитан Спрэг. – Это не так уж и трудно. У «Жаворонка» очень ласковый штурвал.

Нежность, с какой эти мужчины говорили о кораблях и море, очаровала Люси, но наблюдать за ними было ещё волшебнее. Финеас, казалось, почти не касался штурвала, а вёл корабль одной лишь силой мысли. На первый взгляд его было не назвать статным, но он был таким непохожим на молодых людей, которых Люси когда-либо встречала в Нью-Йорке. Он не относился к тем, про кого отец обычно говорил «с иголочки». Его светло-рыжие волосы доставали до потёртого воротника рыжевато-коричневой рубашки. На поясе он носил тонкую кобуру с ножом. Люси предположила, что нож нужен ему для того, чтобы перерезать в случае необходимости канаты на яхте. Черты его лица были неправильными и далёкими от идеальных. Но таких глаз, как у него – глубоких и синих, – она ещё никогда не видела. Его брови в море выцвели почти до белого цвета. Однако сильнее всего Люси привлекли руки Финеаса. Его пальцы были хоть и загрубевшими, но тонкими и изящными и, возможно, больше подошли бы пианисту, чем кораблестроителю. На его правой руке она заметила мозоли, его ногти были не только грубо обрезанными, но и немного грязными. Он твёрдо стоял на палубе в морских сапогах с неровно заправленными в них брюками.

«Носил ли он когда-нибудь галстук? – подумала Люси. – Есть ли у него сюртук? Или соломенная шляпа, из тех, что в моде этим летом?» Она смотрела, как он двигается: как будто составляет с яхтой одно целое, как гармонично и спокойно он склоняется под порывами ветра – а танцевал ли он когда-нибудь вальс?

Финеас повернулся к Люси:

– Смелее, попробуйте. Я заметил, что у вас морские ноги. Я видел, как вы стояли рядом с фальшбортом и даже не схватились за него, когда нас немного качнуло. И когда «Жаворонок» дал крен, вы просто немного наклонились, как будто это было для вас чем-то естественным. – Он улыбнулся. – Обычно девушки начинают визжать, словно банши, стоит яхте хоть немного накрениться.

– Я попробую, но мне бы не хотелось быть причиной поломки совсем новой яхты мистера Беллэми.

– Не переживайте об этом, – сказал капитан. – Пусть «Жаворонок» почувствует женскую руку.

– Я буду стоять прямо за вами, – заверил Финеас. – Если вам станет страшно, просто скажите мне, я тут же перехвачу штурвал.

Но Люси не испугалась. С той секунды, как она коснулась штурвала, она точно знала, что делать дальше. Девушка едва касалась восхитительного круга из красного дерева. Штурвал легко, как шёлковая лента, скользил в её руках. Её не нужно было сжимать его. Ничего не зная о кораблевождении, Люси стала одним целым с морем, ветром и яхтой: от киля, разрезающего воду, до огромных полотнищ белоснежных парусов, удерживаемых туго натянутыми фалами. Море, шелестя, расступалось перед чудесным кораблём, и Люси чувствовала тайный сговор ветра и моря, дерева и канатов, парусов и вант.

Её окутало спокойствие. Яхта была творением человека, достигшего гармонии с мирозданием. И он стоял позади неё.

– На что это похоже, придумывать корабль? – спросила Люси. – Я имею в виду, как вам в голову приходят все эти красивые линии? Как в прекрасном сне? Как паруса ловят ветер?

Финеас ответил не сразу:

– Знаете, никто раньше не спрашивал меня о кораблестроении и проектировании так. Но да, мне действительно это снится – чертежи, погружение до ватерлинии, вода под килем. Такие вот сны.

Люси немного наклонилась и слегка повернула штурвал, реагируя на малейшее изменение направления ветра.

– Только посмотрите на неё! – сказал капитан Спрэг, наблюдавший за Люси. – Такое ощущение, что она всю жизнь только этим и занималась.

– Действительно. – Финеас сделал паузу. – Всю жизнь.

Ветерок взметнул её волосы, и Люси почувствовала на шее дыхание Финеаса Хинсслера, когда тот произносил эти слова.

8. Законы соли

Х! Она приехала! Но не проявилась. Ещё нет. М.

Ханна снова прошептала слова из записки. Это казалось невозможным, но всё-таки на матросском сундуке, который нашла Мэй, было вырезано три дочери морского народа. Ещё загадочней было то, что, плавая, они чувствовали, что рядом с ними должен быть кто-то ещё. После встречи ни Ханна, ни Мэй долго не заговаривали об этом, но каждая понимала, что они чувствуют это неспроста.

«Сначала, – сказала Мэй, когда они впервые заговорили от этом, – я думала, что это родители, но теперь, когда осталось всего одно место, я считаю, что это наша сестра, потому что одно пустое место исчезло, когда мы с тобой встретились».

Ханна кивнула, ведь она почувствовала то же самое, когда встретила Мэй.

Когда Мэй вернулась в пещеру, Ханна уже ждала её там. Она сняла ракушку с самодельной вешалки и задумчиво вертела её в руках, когда услышала плеск и повернулась поприветствовать сестру: та уже усаживалась на наклонную гранитную скалу.