Люси

– Мне вас очень жаль.

– А мне очень жаль вас.

– Почему? Потому что ваша мама хочет сделать из меня проект? Кого она считает подходящим, не слишком богатым, но с хорошей репутацией женихом для дочери потенциального епископа?

– Например, вот тот джентльмен, – он кивнул, указывая на молодого человека с волосами песочного цвета.

– Он выглядит весьма благопристойным, мне кажется.

– Он весьма благопристоен. Дальний родственник по обедневшей ветке Бенедиктов. Не слишком выдающийся, но не достойный вас.

– Итак, – Люси не могла сдержать улыбку, – вам кажется, что вы знаете, какой тип мне подходит? Я готова выслушать вас.

– Не тип, а конкретный человек – Финеас Хинсслер.

Люси почувствовала, как земля уходит из-под ног. Гас подхватил её под локоть.

– Тише, тише.

– Вы ошибаетесь, уверяю вас, – проговорила Люси, освобождая руку. – Выкиньте это из головы, пожалуйста. Это смешно. Просто смешно.

Гас приподнял брови:

– У меня есть фотоснимки.

– Что же на этих фотографиях? – В глазах Люси вспыхнула тревога.

– Вы на «Жаворонке».

– Но Финеаса не было на яхте. Он был с вами до самого возвращения, пока вы не вызвались отвезти леди на катере.

– Он заметил вас с катера, когда мы подплывали к островам Дог. И был буквально загипнотизирован. Когда мы подошли близко к яхте, чтобы сделать снимки крупным планом, он спросил, могу ли я сфотографировать вас. Я немного подразнил его, а потом пообещал, что сделаю ему копию. Потом, когда бедняга Финеас поднялся на борт… Хотя вам лучше просто посмотреть фотографии. Вряд ли в тот момент он вообще думал о яхте. Кстати, не могу не отметить, как хорошо вы управлялись со штурвалом.

– Почему ваши родители не пригласили его?

Гас закашлялся: вопрос, казалось, задел его за живое:

– Вы же уже ответили: всем верховодят племена. Анна Грин и Финеас Хинсслер не нашего племени.

«Нашего сорта», – вспомнилось Люси.

– Спасибо вам, Гас. Спасибо за такой… честный разговор! – Она повернулась и пошла обратно в бальный зал.

– О, вот ты где, моя дорогая! – Мать Люси подлетела к ней, в её глазах трепетала хрупкая надежда. – Иди сюда. Я хочу познакомить тебя с двумя очаровательными молодыми джентльменами. Это Джеймс Бенедикт, а это Перси Вилгрю, герцог Кромптон. Господа, позвольте мне представить вам мою дочь Люси. Мы приехали сюда на сезон. – На этот раз слово сезон прозвучало с твёрдой уверенностью.

Герцог взял руку Люси и легонько поцеловал. Она почувствовала сладковатый запах масла, исходящий от его не отличающихся густотой чёрных волос.

– Очень рад, мисс Сноу. – Его мягкий обволакивающий голос окутал её. – А как вам нравится Бар-Харбор?

– Очень нравится. Так хорошо жить рядом с морем. – Она обернулась на маму, чтобы удостовериться, что ответила правильно, и поняла, что всё в порядке: мать просто светилась.

– Как чудесно. В этом прекрасном платье вы сами похожи на морскую богиню, вышедшую на берег.

Оркестр заиграл первые ноты вальса. Герцог протянул Люси руку:

– Вы не окажете мне честь?

Люси колебалась, и Марджори посмотрела на неё предупреждающим взглядом.

Девушка глубоко вздохнула:

– Была бы рада.

12. Вазочки для варенья

– Люси, ты, конечно, можешь продолжать жаловаться на масло для волос герцога Кромптона, но вот что я тебе скажу: он считается настоящим человеком лета. Его признают везде, хотя он никогда не приезжает надолго. – Это было на следующий день после бала, и Марджори с Люси шли в клуб Абенаки, куда их пригласили на чай.

Люси уже досконально знала термины, которыми пользовалась мать. Следствием нахождения «в гуще» являлось «признание», что означало, что тебя принимают в избранных кругах летнего общества Бар-Харбора. Однако два этих слова – избранные круги – из-за южного акцента Марджори сливались во что-то нечленораздельное, напоминавшее Люси чавканье свиней в лохани.

Миссис Сноу остановилась и повернулась к дочери. Несколько мгновений она молча смотрела на неё:

– Люси, когда ты в шляпке, не стягивай волосы так туго: пусть торчит пара локонов. – Она протянула руку под поля её шляпы и потянула завиток. – Мы же не хотим, чтобы ты выглядела сельской учительницей.

– О, мама, ты же знаешь, как я ненавижу возиться с волосами!

– Люси, не употребляй слово «ненавижу», это неподобающее гадкое слово. Лучше говори «отношусь с неприязнью» или «не имею склонности».

Люси подняла взгляд на мать:

– Мама, ты действительно относишься с неприязнью к Анне Грин?

– Почему ты вдруг спросила об этом? Почему мне кто-то должен быть неприятен? Она просто не нашего сорта, вот и всё. Это вовсе не вопрос приязни или неприязни.

Люси плотно сжала губы, поправила шляпку и пошла дальше.

Марджори ускорила темп, чтобы не отставать от дочери:

– Я полагаю, герцог высоко ценит искусство. Ты могла бы рассказать ему о выставке, на которую ходила весной.

– Об Арктический культуре в Музее естественной истории?

– Нет, не естественной истории. Выставка живописи в Арсенале. На которой выставлялись картины Стэнниша Уитмана Уилера, ведь мистер Уилер будет здесь этим летом. Идеальная тема для разговора.