Люси Салливан выходит замуж

— А знаешь, ты опять права, — задумчиво сказал он. — Почему мне всегда попадаются безмозглые курицы?

— Потому что только безмозглые курицы согласны встречаться с тобой, — любезно подсказала я.

Дэниел взглянул на меня с горьким упреком:

— Ты так плохо относишься ко мне.

— Совсем нет, — рассудительно произнесла я. — Я критикую тебя для твоего же блага. Мне еще больнее от этого, чем тебе.

— Правда?

— Нет.

— О.

— Вот только не надо дуться. Это портит твою мужественную внешность, и ты распугаешь даже безмозглых куриц.

Наша набирающая силу перепалку была прервана громким радостным воплем:

— Ура! Вы пришли!

Сквозь толпы людей, стоящих в холле с банками пива в руках, к нам пробиралась востроглазая Карен. Должно быть, она весь вечер караулила у входной двери, подумала я осуждающе, но тут же мне стало стыдно. В том, что ей нравился Дэниел, не было ничего плохого, это всего лишь свидетельствовало о досадном недостатке вкуса. Карен выглядела очаровательно — именно такие девушки нравились Дэниелу: очень блондинистая, живая и шикарная. Если она верно разыграет свои карты и сумеет скрыть излишний интеллект, то у нее есть все шансы добиться статуса очередной подружки Дэниела. Она очень оживленно поведала нам о том, как она счастлива нас видеть, и забросала нас вопросами со скоростью дождевых капель, падающих на землю в грозу. Как нам понравился ресторан? Вкусно ли там кормили? Были ли там какие-нибудь известные люди?

Некоторое время я, как дурочка, думала, что тоже участвую в разговоре. Пока не обратила внимание на то, что Карен воспринимает мои уморительные истории о Григории и Дмитрии с каменным лицом, но стоит Дэниелу раскрыть рот, как она тут же заходится от хохота. И когда бы я ни встретилась с ней взглядом, она энергично, многозначительно хмурилась — ее брови падали со лба на скулы и снова подлетали кверху. А потом я заметила, что она что-то пытается сказать мне одними губами. Я прищурилась, пытаясь понять ее пантомиму. Она повторила. Что? Что она хотела сказать? Первая буква? Три слога? Звучит как?..

— Отвали! — прошипела мне в ухо Карен, когда Дэниел отвлекся на минутку, чтобы снять пальто. — Ради всего святого, исчезни!

— О, э-э, ладно.

Семена моего красноречия, как оказалось, падали на бесплодную почву. Я была лишней. Наступило время сматывать удочки. Я догадывалась, что на следующее утро Карен устроит мне головомойку. («Ради всего святого, объясни, ну почему ты торчала возле нас как приклеенная? Честное слово! Не могу поверить, до чего ты тупая!»)

Вообще-то я умела определять, когда мое присутствие было нежеланным. Иногда я догадывалась об этом даже раньше, чем те люди, кому я мешала или надоедала. Но в этот вечер я была необыкновенно толстокожа.

От смущения я покраснела — как будто совершила что-то неприличное — и, пробормотав: «Я, э-э, буду вон там», тихонечко отошла от Карен и Дэниела к стене.

Ни тот ни другая не стали удерживать меня. Во мне зашевелилось было разочарование, что Дэниел не попытался остановить меня, не спросил, куда я пошла, но я понимала, что если бы мы с ним поменялись местами и представитель противоположного пола завлекал бы меня, то я предпочла бы, чтобы Дэниел исчез с горизонта.

Я стояла у стены и чувствовала себя ужасно: я была одна, не видела ни одного знакомого лица и по-прежнему не сняла пальто. Я была уверена в том, что все смотрели на меня и думали, что у меня нет друзей. Недавняя эйфория испарилась, а вместо нее вернулась моя обычная застенчивость. Внезапно я протрезвела.

Большую часть своей жизни я провела, чувствуя себя незваным гостем на празднике. И вот теперь я на самом деле очутилась на вечеринке, на которую меня не приглашали. Единственным утешением было следующее открытие: чувства, испытываемые мною на протяжении всей жизни, оказались именно такими, какие испытывает незваный гость, а именно: изолированность, неловкость, паранойя.

Как можно незаметнее я скинула пальто и постаралась изобразить на лице улыбку, надеясь таким образом дать понять окружающим меня шумным, довольным людям, что не только они отлично проводят время. Что я тоже довольна, что у меня куча друзей, что я стою у стены одна только потому, что мне самой так захотелось. Правда, все мои старания пропали втуне, поскольку никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Я заключила это из того, что какая-то девушка, радостно пробегавшая мимо, наступила мне на ногу, и из того, что другая девушка облила меня вином, когда смотрела на свои наручные часы. Больше всего меня расстроило даже не мокрое платье, а то, как эта вторая девушка неодобрительно цыкнула на меня, как будто это я была во всем виновата. У меня стало складываться впечатление, что я действительно была сама во всем виновата и что мне вообще не следовало там стоять.

Мне казалось, что я провела целое тысячелетие, чувствуя себя то излишне бросающейся в глаза, то абсолютно невидимой.