Злиться на бюрократию глупо во всякой стране, а в среде от природы спокойных и выдержанных эфиопов это вообще бессмысленно. Но Тайеб был уже вне себя. Стукнув кулаком по столу, он закричал: «Я — бестолковый иностранец. Я делал все, что вы мне велели. Я получил бумаги, о которых вы спрашивали. Я ходил туда, ходил сюда. Целый день бегал по зданию. А вы теперь говорите, что все это — напрасно. Я не согласен. Подпишите вот здесь!» И чиновник так удивился, что поставил свою подпись.
На следующий день моя лихорадка прошла. Я пошел в министерство поблагодарить генерального директора, умудренного опытом человека, за разрешение на полевые работы. Директор открыл ящик стола и вытащил оттуда письмо.
Оказалось, что человек, претендовавший на дополнительную оплату, был злопамятнее, чем я думал. Он прислал письмо на бланке одного американского университета, в котором читал лекции. Адресованное в министерство, оно сообщало, что я не компетентный ученый, что наш с Тайебом отчет о геологии Хадара не заслуживает доверия, что находки, которые я «на время» вывез из Эфиопии, так и не попали в США для исследования, а отправлены в Кенийский национальный музей, где и останутся навсегда. Я был потрясен.
— У вас было это письмо во время наших споров с Ионом Кэлбом?
— Да.
— Мне бы хотелось иметь его копию.
— Я не могу дать вам письмо. Я сознательно умолчал о нем во время дискуссии, зная, что оно предрешило бы дело не в вашу пользу. И теперь я уничтожаю его.
Он порвал письмо. Этот эпизод вывел меня из равновесия. Благодаря ему я познакомился с оборотной, закулисной стороной антропологии, о существовании которой раньше никогда не подозревал.
Через несколько месяцев мы вновь услышали о Кэлбе. Он организовал свои собственные полевые исследования-экспедицию под названием «Рифт-Вэлли» — и пригласил некоторых американских ученых присоединиться к нему. К тому же он убедил одного эфиопского чиновника подписать бумагу, согласно которой изрядная часть территории Хадара, предоставленная ранее нам, переходила в его распоряжение. Тайеб и я вновь отправились в министерство. Атмосфера там заметно изменилась по сравнению с нашим предыдущим визитом. В здании было больше охраны, чувствовалось беспокойство в связи с назревающим правительственным кризисом. Министр, к которому мы пришли, выглядел настороженным и утомленным.
— Чиновник, подписавший этот документ для мистера Кэлба, — сказал он, — переведен на другой пост. Политическая ситуация, как вы знаете, сегодня не очень благоприятная.
Мы утвердительно закивали.
— Если хотите, мы можем наказать этого чиновника. Если мы установим, что он был подкуплен или превысил свои полномочия, его могут приговорить к смертной казни. Хотите вы этого?
Мы отрицательно покачали головами.
— Тогда разумнее будет подождать, чтобы дело разрешилось само собой. Вы согласны?
Этот министр был мудрым человеком. Мы опять закивали головами и удалились.
Наконец, мы с облегчением вернулись к более простым и непосредственным проблемам полевых исследований. Лагерь был расположен, как и раньше, на берегу реки Аваш, но только выше по течению. Его организация на этот раз была более продуманной и масштабной, топографические изыскания более обширными. На генеральной карте появились десятки новых участков, вскоре их число перевалило за двести.
Мы начали с участка № 1. Каждый раз, обнаружив ископаемые остатки на новом месте, мы вводили новое обозначение — № 2, № 3 и т. д. Некоторые участки находились всего в 40–50 футах друг от друга, а иные в полумиле. Каждый участок надо было подробно описать. Если бы я нашел окаменелость у себя в комнате, я бы присвоил ей номер и записал что-нибудь в таком роде: «Участок № 300 около 12 футов в поперечнике, с диваном на севере и камином на юге; на его поверхности находится персидский ковер». В полевых условиях следовало записать: «Участок № 199 характеризуется песками типа DD3 [слой, который мы сами идентифицировали и обозначили] на севере, а на юге и востоке изрезан глубокими оврагами». К этому нужно было приложить фотографию местности, отметив на ней границы участка и указав место находки, затем обозначить находку на аэрофотоснимке и, наконец, перенести всю существенную информацию на генеральную топографическую карту.